— Да! Но откуда вы знаете?
— Я это предполагал.
Паркер с недоумением взглянул на него, но не сказал ни слова.
— А как Винси держался во время спектакля? Нас это очень интересует. Вам не показалось, что в первом действии он был сильно возбужден, а во втором это прошло, словно причина для тревоги отпала?
— Да! — Эва Фарадей решительно кивнула. — Я примерно так и подумала. Я боялась второго действия, нервы совсем расходились и… Боялась, что расплачусь на сцене, если он что-нибудь скажет или сделает… Актер умеет порой сделать или сказать что-нибудь так ловко, что зрители об этом не догадываются, а партнер-то все отлично замечает… Я тряслась от страху, ведь это было бы хуже всего… Личные дела актеров никого не касаются, но если в разгар спектакля приходится опускать занавес, только актер способен понять, что это значит.
— Мы все же постараемся понять. А каковы были ваши впечатления во втором действии?
— Винси переменился. Играл в хорошем темпе. Ни разу не сбился, не спутал текста. Был гораздо сдержаннее… Никогда еще мне не было так легко с ним играть… Под конец я даже забыла о всех наших ссорах. Была просто заворожена и поэтому сама, может быть, играла хуже… но он меня просто ошеломил…
— Так, — Алекс понимающе кивнул. — А вы не подумали, например, как мило было с его стороны стереть следы вашего грима.
— Нет, — Эва удивленно подняла брови. — Почему я должна была так подумать? Ведь об этом заботится костюмер. Просто отметила про себя, и все. Какое отношение это имело к тому, что произошло между нами? То есть мне не пришло в голову, что это могло быть каким-то жестом с его стороны. В конце концов, это и не было жестом…
— Разумеется, — Алекс встал. Паркер тоже поднялся.
— Спасибо, мисс Фарадей, — сказал инспектор. — Если вы не слишком устали, мы просили бы вас подождать еще немного в своей уборной. Ваши показания еще могут понадобиться. Вы ведь там можете прилечь, правда?
— Ох, я теперь, наверное, никогда не смогу заснуть! — воскликнула Эва Фарадей с внезапным отчаянием, отвернулась и вышла, глотая слезы.
— Бедняжка… — Алекс посмотрел ей вслед. — Так хорошо держалась во время допроса. Но стоило сказать слово о чем-нибудь другом, житейском, например о сне, и не выдержала…
— Бог с ней, с мисс Фарадей и ее сном! — возбужденно проговорил Паркер. — Можешь ты мне, наконец, объяснить, куда ты ведешь меня, а за мной и все следствие?
— Мы все движемся по короткой, узкой тропке, ведущей к убийце Стивена Винси… — задумчиво прошептал Джо Алекс. — А следующим моим шагом по этой тропке будет одна небольшая просьба к тебе.
— Какая?
— Мне нужен карманный фонарик и ключи от дверей, ведущих на сцену из коридора.
Паркер повернулся.
— Джонс!
— Да, шеф? — Сержант появился в дверях, словно фигурка, которая выскакивает из шкатулки, когда нажмешь на пуговку.
— Фонарик и ключи от дверей на сцену!
— Слушаюсь, шеф!
Голова сержанта исчезла.
— Сейчас получишь фонарик… — сказал Паркер. — Что тебе еще нужно, чтобы довести меня до того места, куда я стремлюсь добраться с 12.25, то есть с момента моего прихода сюда?
Алекс взглянул на часы.
— Сейчас двадцать пять минут шестого. Обещаю тебе, что через час ты узнаешь, кто убийца, хотя сам я еще не до конца уверен, кто же он все-таки. Но нам прежде всего должен помочь тот факт, что Винси не мог умереть, а тем не менее умер. Ну, подумай же…
— Во-первых… — начал инспектор и осекся. — Боже милостивый! — завопил он. — О Господи!
— Позовем его сюда, хорошо? Но с твоего разрешения на этот раз я с ним поговорю…
— Согласен! — заявил Паркер и поспешил к дверям, чтобы отдать распоряжение сержанту Джонсу.
XV
Смерть говорит от моего имени
— И давно ты догадался? — спросил Паркер.
— Первое подозрение шевельнулось во мне в тот момент, когда…
Джонс постучал в дверь и пропустил Генри Дарси.
— Садитесь, прошу вас, — любезно предложил Алекс. — К сожалению, нам снова приходится вас потревожить. Нам хотелось бы кое-что уточнить в ваших показаниях. Так вот, судя по итогам предварительного расследования, Стивен Винси не мог быть убит после спектакля ни одним из находившихся в театре людей… С одной стороны, у всех подозреваемых, как выяснилось, есть алиби, с другой — медицинская экспертиза весьма жестко ограничивает временные рамки совершения преступления. Винси мог погибнуть самое позднее через пять-семь минут после того, как ушел со сцены, но это-то и невозможно, поскольку в те самые пять, ну пусть десять минут никто из находившихся в театре его убить не мог. Напрашивается только один вывода правда?
Он умолк. Генри Дарси, молча к нему присматривавшийся, кивнул головой.
— Единственный логический вывод — это утверждение, что Стивен Винси был убит до окончания спектакля, — продолжал Алекс. — На первый взгляд, это представляется невозможным. Инспектор Паркер, присутствующий здесь, и я случайно оказались на вчерашнем спектакле и собственными глазами видели, как он доиграл пьесу до конца… Таким образом, мы сталкиваемся с некоей неразрешимой проблемой, которая представляет собой не только криминальную, но и театральную загадку. Ведь такое случается впервые — актер играет свою роль после смерти. Как вы полагаете, это возможно?
— Думаю, вряд ли… — Дарси невольно усмехнулся, но тут же посерьезнел и сжал губы.
— Вот именно! — Алекс поудобнее устроился на стуле. — И я так думал. Это невозможно, а с другой стороны, я видел это собственными глазами, стало быть, у этой загадки есть разгадка. Могли бы вы, человек театра, подсказать нам ее?
Генри Дарси пожал плечами.
— И долго вы еще собираетесь молоть такую чепуху, ведь пять утра, а я глаз еще не сомкнул?
— Нет. Уже недолго. К тому же скоро обнаружится, что это вовсе не чепуха. Так вот, единственная разгадка этой тайны, которую вы не захотели нам открыть, состоит в следующем: актер не может играть после смерти, значит, его кто-то должен был заменить. Но знаете ли вы кого-нибудь из труппы, кто умеет подражать голосам, кто знает наизусть всю пьесу, все тончайшие оттенки игры и мизансцены, кто, наконец, того же роста, что Винси, и примерно того же телосложения, и у кого была возможность войти в уборную Винси, взять маску, выйти в ней на сцену и сыграть его роль. Тут требуется довольно много разных качеств сразу. Ну-ка, подумайте.
Дарси еще раз пожал плечами.
— Это полная бессмыслица. Я все время наблюдал за игрой актеров и должен вам сказать, у меня нет ни малейших сомнений относительно того, кто играл!
— Ну, разумеется, сомнений у вас быть не может. А теперь мне хотелось бы, чтоб вы помогли нам воссоздать одну ситуацию. Ведь вы как режиссер назубок знаете весь ход спектакля…
Дарси молча поднялся. Также молча они дошли до дверей с надписью «Тишина!». Инспектор распахнул их. За дверями было совершенно темно.
— Зажгите, пожалуйста, все лампы на сцене и за сценой, — попросил Алекс.
Дарси исчез в темноте, они услышали щелчок выключателя. Все еще было темно, но со сцены за кулисы проникал тусклый свет. Они последовали за Дарси.
— Вы зажгли все, что можно?
— Все лампы, которые обычно зажигают во время спектакля, — сказал Дарси, стоявший рядом в полумраке. — За кулисами всегда темно, иначе свет пробивался бы на сцену.
— Да, но, вероятно, можно осветить и все помещения за сценой. Во время репетиций затемнение ни к чему, и актерам трудно было бы передвигаться в темноте.
— Разумеется… — Дарси пошарил левой рукой по стене и повернул еще два выключателя. Высоко наверху засветилась цепь слабых лампочек. Оказалось, что они стоят теперь в длинном узком проходе, идущем вдоль сцены. Его образовывал спадавший с потолка тяжелый черный задник. По обе его стороны были кулисы.
— Перейдем налево, к тому месту, откуда Винси уходил со сцены… — Алекс пошел первым, Дарси и Паркер за ним.
Они оказались в широком пустом пространстве кулис. К нему примыкала дуга освещенного края сцены. Чтобы пройти на сцену, надо было подойти к самой стене, отделяющей кулисы от зрительного зала. Там был узенький проход. Алекс протиснулся туда и остановился. Перед ним находилась полукруглая стена собственно сцены, а в стене — несколько дверей и открытое окно, занавешенное кисейными занавесками.