«Однако же соперник у меня серьезный, да и Эденька, казачок засланный, кажется, просек, что я их маневры рассекретил. Поэтому господа заговорщики могут оставить политику безопасного, но долгого выдавливания меня из бизнеса, а перейти к простой и немудрящей мочиловке. Видишь ли, в случае моей смерти проблема решается сама собой: компаньонство оформлено на принципах взаимного наследования, то есть если я помру, Эдик получает все. Но здесь душка-Эдик и его шибко важный закулисный босс меня недооценили!
На случай, если не сумею сам с ними справиться, я принял меры. Во-первых, ввел в курс дела тебя, и написал крутому дружбану Кирюхе, он тебе поможет. Во-вторых, сделал копии всего, что мне удалось нарыть про их аферу и закрыл в банковском сейфе (код и атрибуты в конце письма). Там же, в сейфе, и тетрадочка с полной информацией по концерну, вплоть до характеров служащих и их сексуальных привычек (и вовсе я не кобель, как ты подумала, для дела такие сведения бесценны!). Ну и в-третьих, самых главных, даже в случае моей смерти Эдику теперь ничего не отломится! Потому что всего два часа назад я выскочил с работы, забежал в ближайшую нотариальную контору и оформил передачу своей доли Сашке, а себя (или тебя, если я прижмурюсь) назначил опекуном! Документов спрятаны все в том же сейфе, так что этим крокодилам не удастся обокрасть моего ребенка!»
Марина отбросила листок, словно тот обжег ее, закрыла лицо руками и глухо застонала. Кретин, какой кретин, господи! Сашку только потому и не тронули, что посчитали его убийство бессмысленным. Младенец. Не наследник, не свидетель, так, комочек плоти, пусть живет. Убийцы просто не знали, что изобретательный папочка своими руками обрек ребенка на смерть! Ведь это же звери, малышу об пузик сигареты тушили! На мгновение перед ее глазами мелькнули оскверненные тела Аленки и Пашки. Марина крепко зажмурилась, пару раз хлопнула себя по глазам ладонью. Не вспоминать, не вспоминать!
Нет, только такой помешанный на деньгах идиот как Пашка мог не сообразить — его крутые противники не остановятся перед убийством ребенка. Оставив недочитанное письмо, Марина вошла в спальню, присела возле детской кроватки. Ночь перестала быть доброй. Сейчас она полнилась угрозой, тени наползали на светлый круг ночника, нечто злобное и темное надвигалось, пытаясь захлестнуть кроватку со спящим беспомощным Сашкой. Марина до боли закусила губу. Что же делать? Хватать Сашку и бежать? Уехать к черту на кулички… Она покачала головой. Найдут. Она не знает, какой точно суммой исчисляется Пашкино состояние, но бабки там явно приличные. За такие деньги найдут где угодно.
Марина приглушила ночник и вернулась на кухню. Надо все таки дочитать писульку безумного детоубийцы.
«Короче, Мариш, теперь эстафета переходит к тебе. Ты умная и хваткая, журналистка от Господа Бога, а в остальном разберешься, мозгов хватит, да и помощник тебе будет. Возьмешь в банке все материалы, и вперед!
Правда, Аленка наверняка разозлится, что ты, а не она назначена опекуном. Но ты на это дело наплюй, какой из нее опекун, ей самой опекун нужен. Боюсь, жена тебе гадостей наговорит, она ведь тебя до сих пор побаивается. Знаешь, какой у нее в скандалах самый убойный аргумент? «Ну конечно, это Марина умница, с ней есть о чем говорить, а я только так, телка для постели!» А потом реветь начинает. До сих пор мне тебя простить не может. И боится, что я к тебе вернусь».
Марина снова схватилась за сигареты, как утопающий за спасательный круг. Ярость забила в ней даже страх за Сашку. Ах гады, Алена ему, значит, не простила! А она, Марина? Жизнь загубил, карьеру едва не поломал… Ворюга паршивый, кто б тебя принял, даже если бы ты вернулся! Да катись ты со своими бабками, врагами, делами и прочей мутотенью! И сыночка своего прихвати, пусть им кто другой занимается!
В комнате заворочался Сашка. Марина замерла, ожидая уже привычного боевого клича: «Мама!» Нет, обошлось, перевернулся на другой бок и снова заснул. Марина недовольно покосилась на письмо. Ладно уж, дочитает, что там Сашкин козел-папочка написал, и все, и всем Севастьяновым до свидания!
«Ну-с, а теперь встает самый большой вопрос — зачем ты должна помогать моей семье? Ты ведь нас терпеть не можешь, и что греха таить, за дело. Я тебя и правда кинул. Жил с тобой, а женился на Аленке. Взял твою идею, а компанию основал сам (если не считать гада Эдика).
Честно скажу, Мариш, не женился бы я на тебе. Даже если бы Аленку не встретил, даже если бы у нас с тобой ребенок — не женился. Понимаешь, сильная ты слишком. И жесткая. Боец. В работу как в драку, все вокруг тебя горит. Не вышло с первого раза, по мордам получила, ничего, встала, встряхнулась и снова в бой. Даже не хныкала никогда.
А я ведь мужик, Мариш. Я сам сильный и хочу чтобы рядом была слабая женщина. Чтобы слезы утирать, защищать, спасать. А тебя зачем спасать, ты сама кого хошь спасешь. Я как представлял себе нашу семью, так дрожь меня брала. Ты бы для меня все сделала, в лепешку расшиблась, а я бы от такой благодати возле тебя сломался, как пластмассовая игрушка под кувалдой».
Марина передернула плечами. Ах, кувалда, значит! Ну-ну!
«Не сердись, Мариш, но это правда. Ты бы меня сломала, а потом сама бы за то и презирала. И либо всю жизнь со мной мучалась, либо выкинула на помойку. Был подающий надежды Пашенька, а после твоих шаловливых ручек стал бомж под мостом. И в бизнесе так же. Я ведь бизнесмен от бога, но ты бы меня слушать не стала. Газеты от твоего управления, конечно, стали бы лучше, но корпорации-гиганта не получилось никогда.
Я когда от тебя уходил, я ведь себя спасал, мечту свою. И не совсем по подлому ушел, деньги-то за идею я оставил. Ты потом на эти деньги дело открыла. Видишь, какая ты сильная. Я тебя вроде с ног сбил, а ты поднялась. И хоть пресс-концерн у меня, но лучшая газета в области все таки у тебя. Кстати, если живой останусь, я ее все равно для «Worldpress» выдеру, без нее у меня вроде как эскадра без флагмана. Ну а если хана мне, ты всю «Worldpress» к своей газете присобачишь, что тоже для бизнеса неплохо.
Ты справишься, Аленка никогда не сможет. Она ведь как раз такая, как я хотел — похожая на тебя, с твоим юмором, только слабая. Ей я нужен, а тебе нет. От тебя вообще мужикам лучше подальше, ты их в бараний рог согнешь и не заметишь, в ничтожество, в кисель превратишь. С тобой я бы мальчиком на побегушках стал, все бы меня знали как «мужа Марины Сергеевны». С ней я — бизнесмен Севастьянов, круче меня только горы да яйца. А Алена — моя жена.
Теперь, после всего что я тебе тут наговорил ты, наверное, тем более хочешь узнать, почему должна нам помочь? Честно тебе скажу — не знаю. Может, потому что ты сильная и у тебя инстинкт — слабых защищать? Надеюсь, и сейчас пожалеешь. Нет, не Аленку — Сашку. Он-то ни в чем не виноват. Помоги, Мариш, вытащи ребятенка из дерьма. Только сперва отправь обоих обратно за бугор. Сразу после моих похорон, прямо с кладбища, хватай Аленку и на самолет».
Больше в письме не было ни слова. Марина отложила последний листочек и уперлась лбом в сомкнутые ладони. Она не могла отправить Аленку на самолет прямо с кладбища, потому что ее сестра лежала там, глубоко под землей, рядом со своим мужем. Потому что Пашка торопился, но все же опоздал. Потому что это письмо писалось всего за несколько часов до того как супербронированная дверь открылась перед неизвестными. Посреди ночи зажегся свет, недоумевающая Аленка протерла глаза, захныкал проснувшийся Сашка… А потом случился ужас, для которого нет слов в человеческом языке. И беззащитный малыш остался на свете, даже не зная, что он теперь и не человечек вовсе, а так, незначительное препятствие на пути к Пашкиным деньгам. Рукой махнуть, и нет его! Марина крепко стиснула кулаки, ногти больно врезались в кожу.
В комнате снова проснулся и захныкал Сашка. Марина подхватила его на руки, зарылась лицом в волосики, утешающе погладила по спинке.
— Не бойся, маленький, — сквозь сдавленные рыдания шептала она, — тетя Марина здесь, с тобой, тетя Марина поможет, всех плохих дядек мы прогоним, тетя Марина защитит своего мальчика, тетя здесь, тетя здесь…