Без жёсткой стандартизации вряд ли возможно превысить существующую в Норт-Энде плотность в 275 жилых единиц на «чистый» акр. Для большинства районов, лишённых такого, как у Норт-Энда, особого и давнего наследства в виде разнообразных типов зданий, черта, за которой начинается опасная стандартизация, проходит существенно ниже — примерно, думаю, на уровне 200 единиц на акр.
Теперь мы должны ввести в рассмотрение улицы.
Высокая степень покрытия земли, при всей её необходимости для разнообразия в случае большой плотности, может стать невыносимой, особенно если коэффициент приближается к 70 %. Она становится невыносимой, если нет частой сетки улиц. Длинные кварталы с высокой долей застроенной земли действуют угнетающе. Частые улицы, создавая промежутки между зданиями, компенсируют высокую степень покрытия земли вне улиц.
Если мы хотим городского разнообразия, частые улицы необходимы в любом случае. Их важность при высоком коэффициенте покрытия лишь усиливает эту необходимость.
Очевидно, однако, что если улиц много, то за их счёт добавляется открытое пространство. Если в оживлённых местах разбиты публичные парки, тем самым добавляется другой вид открытого пространства. И если к жилой застройке щедро примешаны здания нежилого назначения (как должно быть при богатом смешении первичных способов использования), результатом опять-таки является некоторое уменьшение общей плотности жилых единиц и жителей в данном районе.
Комбинация этих факторов — многочисленных улиц, оживлённых парков в оживлённых местах и различных способов использования территории, не связанных с проживанием, — создаёт совершенно иную обстановку, нежели угрюмая, ничем не облегчённая высокая плотность и высокая степень покрытия земли. Но эта комбинация также порождает ряд резких отличий от плотно застроенных зон, «облегчённых» открытыми участками. Результаты весьма различны потому, что каждый из упомянутых мной факторов обеспечивает куда больше, чем «облегчение» от высокой степени покрытия земли. Каждый из них своим неповторимым и незаменимым способом вносит вклад в разнообразие и жизненную энергию района, способствуя сотворению на основе высокой плотности чего-то конструктивного, а не просто нейтрального.
Утверждать, как это делаю я, что крупным городам нужна высокая плотность жилья и высокий коэффициент покрытия земли, — значит, по расхожему мнению, солидаризироваться с чем-то столь же мерзким, как стая хищных акул.
Но с тех пор, как Эбенизер Хауард, поглядев на лондонские трущобы, заключил, что ради спасения людей необходимо отказаться от городской жизни, положение вещей изменилось. Успехи в областях не столь омертвелых, как градостроительство и жилищное реформирование, в таких областях, как медицина, санитария и эпидемиология, как здоровое питание и трудовое законодательство, коренным образом революционизировали опасные и унизительные условия, в прошлом неотделимые от жизни густонаселённых больших городов.
Между тем население городских ареалов (крупнейших городов с пригородами и прилегающими малыми городами) продолжало расти, и ныне они дают 97 % нашего совокупного прироста населения.
«Можно ожидать, что эта тенденция продолжится, — говорит доктор Филип М. Хаузер, директор Центра исследований населения в университете Чикаго, — <…> потому что подобные агломерации — самые эффективные единицы производства и потребления, какие наше общество когда-либо производило на свет. Сами по себе размер, плотность и концентрированность наших стандартных городских ареалов, против которых возражают некоторые градостроители, принадлежат к числу наших самых ценных экономических преимуществ».