Он облизнул пересохшие губы и откашлялся.
— Мы сделаем короткую передышку, прежде чем контратакуем, парни.
Комментарий вызвал улыбки и несколько кривых смешков. Никто из ветеранов не сомневался в том, что их ждет впереди, и он видел, что они разделяют его желание умереть стоя, с мечом в руке, лицом к лицу с
врагом.
— Что теперь? Что мы будем делать?
Макрон повернулся и увидел одного из гражданских, оставшихся защищать колонию. Круглый мужчина лет пятидесяти, в котором он узнал владельца одной из таверн колонии.
— Делать? — Он покачал головой. — Здесь мы отправимся к теням, мой друг.
— Нет. Должен быть другой путь. — Было ясно, что имел в виду тот, хотя он и не хотел быть тем, кто предложит это вслух.
— Сдаться? — За него во всеуслышание сказал Макрон. Он указал на дверь. — Слышишь? Я не думаю, что они в настроении брать пленных. Даже если бы мы сдались, как ты думаешь, что они сделали бы тогда с нами? Ты, должно быть, прожил в Британии достаточно долго, чтобы знать о человеческих жертвоприношениях в качестве подношений их богам.
Он позволил своим словам осесть в сознании присутствующих, прежде чем продолжить.
— Как я уже сказал, здесь мы умрем. Вопрос лишь в том: мы сделаем это как мужчины — как Аполлоний, на наших ногах — или как забиваемый скот. Мы умрем при любом раскладе. Но по крайней мере мы можем выбрать, как мы умрем.
Трактирщик поморщился и глубоко вздохнул, прежде чем кивнул.
— Тогда на ногах.
— Вот это настрой! — Макрон ободряюще улыбнулся. — Мы еще сделаем из тебя настоящего легионера, мой друг.
Хаотичные крики и звон оружия снаружи двери быстро стихли, и радостные возгласы восставших прекратились, когда их лидеры отдали новые приказы. Усталый разум Макрона пытался предвидеть намерения врага. Очевидным подходом было бы поднять таран. Двери святилища представляли бы бо́льшую проблему, чем баррикада или даже составная стена, но они все равно уступят напору тарана в конце концов. И тогда защитников зарубили бы одного за другим, а раненых бы вырезали всех до единого. С другой стороны, повстанцы могут довольствоваться возможностью уморить защитников голодом или ждать, пока у них закончится вода. Однако их кровь вскипела, и Макрон не верил, что у них хватит терпения продолжать такой подход. Какими бы не были их намерения, было ясно, что он и его товарищи вряд ли увидят новый рассвет.
Он вложил меч в ножны и опустил щит, приказав другим ветеранам расступиться, а затем направился к задней части святилища, перешагивая через раненых, пока не добрался до хирурга. Адрастий надел поверх туники окровавленный кожаный фартук, когда оторвался от раненого, которому сшивал бедро.
— На пару слов, — сказал Макрон. Он понизил голос, чтобы никто не услышал их разговор. — Мы не сможем долго сдерживать врага. Когда двери взломают, с нами покончат довольно быстро. Мы должны думать о том, что они сделают с ранеными, если их захватят живьем.
— Я понимаю, — ответил хирург.
— Хорошо. Если есть способ облегчить страдания людям с самыми серьезными ранами, сделай это сейчас. Что касается остальных, раздай им кинжалы, ножи и мечи, пусть они сами примут собственное решение. Тебе нужно будет объяснить это и твоим помощникам. Я ожидаю, что большинство захотят пойти в бой, но, если они желают покончить с собой, я не буду стоять у них на пути.
Адрастий оглянулся на людей, занимавшихся ранеными, сгрудившимися у стен и на каменных плитах.
— Большинство из них будут сражаться.
— А ты?
— Сначала я разберусь с тяжелоранеными. Есть некоторые кровеносные сосуды, которые можно относительно безболезненно перерезать, и они быстро истекут кровью. Это настолько милосердно, насколько это возможно в данных обстоятельствах. Как только я позабочусь о последнем из таких, я найду меч, которым буду сражаться.
Макрон кивнул.
— Ты можешь гордиться собой. Ты и твои люди. Для меня было бы честью в самом конце драться бок бок с тобой.
Адрастий мрачно улыбнулся. — Это честь, которой я скорее бы избежал.
— Как и я. Без обид.
Они обменялись сухим смешком, прежде чем хирург кивнул в сторону Парвия, который сидел на корточках рядом с Кассием и гладил собаку по голове.
— Что насчет них? Ты хочешь, чтобы я разобрался с этим?
Желудок Макрона сжался.
— Нет. Я поговорю с мальчиком. Он хочет драться, но я не думаю, что он не понимает, что поставлено на карту, если его возьмут живым. Я не могу допустить, чтобы это случилось с ним.
Их прервал громкий грохот. Притащили таран. В тот же миг Макрон развернулся и бросился назад, чтобы присоединиться к ветеранам, перестроившимся за дверью. Каждый удар сотрясал небольшую волну пыли с дверного косяка, и снова зазвучал возбужденный хор вражеских голосов. Макрон очистил свой разум от мыслей, кроме той, что он должен делать, когда двери поддадутся. Он почувствовал едкий запах дыма. «Видимо принесло порывами из тех районов колонии, которые все еще горели», предположил он.