В «Киномании» они просидели до часу ночи, потом разъехались, Никита Колодный отправился на чей-то день рождения, а Артем вернулся в театр. Вахтерша недовольно смотрела на него, отпирая дверь: по телевизору, стоявшему на ее столике, в это время показывали какое-то американское кино про любовь и, насколько Лесогоров успел заметить, про секс. Охранник тоже смотрел этот фильм и просто махнул Артему рукой, не отрывая глаз от экрана.
Первого же взгляда на комнату оказалось достаточно, чтобы понять: в его квартире были посторонние. Кресло возле стола сдвинуто, бумаги лежат не так, не в том порядке, в каком Артем их оставил. Артем придвинул кресло, уселся, включил компьютер и быстро его проверил. Так и есть, в компе кто-то основательно порылся и даже скопировал несколько файлов. И произошло это между семью и восемью вечера. Ну-ну. Лесогоров удовлетворенно улыбнулся и вышел в Интернет. Все идет по плану, все происходит именно так, как он и задумывал. Сейчас он сварит себе кофе (а как же без этого?) и начнет излагать в своем блоге все сегодняшние наблюдения за знаменитостями.
Это уже второй случай, когда кто-то проникает к нему в квартиру и интересуется его записями. Первый был несколько дней назад, но тогда компьютер не тронули, только бумаги перерыли. Чудаки! Неужели они думают, что Лесогоров будет все самое важное хранить здесь, под рукой? Наивные и смешные люди! А милиционерам Артем про это ничего не скажет, незачем им знать. Это его дело, и он доведет его до конца. Сам.
Антон Сташис надел куртку и заглянул в комнату, где в постели лежала Галина.
– Я пошел? – не то спросил, не то проинформировал он.
– И опять, и снова, – недовольно вздохнула Галина, его бывшая одноклассница. – Ты же сказал, что эта твоя Эля сегодня ночует у вас. Остался бы до утра. Ну почему ты всегда уходишь?
– Дети утром должны меня увидеть, – твердо ответил Антон. – Мы с тобой это тысячу раз обсуждали. Зачем опять-то?
Галина приподнялась в постели, подоткнула под спину подушку, включила бра над головой. Длинные тонкие волосы рассыпались по плечам, лицо без косметики выглядело блеклым и невыразительным. Но Антон этого словно не замечал, ему было все равно, красива или нет женщина, с которой он спал примерно раз в неделю. Он знал ее много лет, они учились в одном классе, Галина не стремилась выйти замуж, была вполне самостоятельной в обычной жизни и состоявшейся в профессии, она делала карьеру и Антона Сташиса рассматривала точно так же, как и он сам рассматривал ее: как способ организовать собственную личную жизнь без ущерба для работы и психического здоровья. Кто-то есть, значит, ты не одинок, и значит, ты кому-то нужен.
– Конечно, тебе приятнее встречать утро в обществе своей красотки, а не в моем, – равнодушно проговорила она. – Ладно уж, иди. У меня глаза есть, я понимаю, что мне с ней не тягаться. Слушай, Сташис, а что ты будешь делать, когда твоя Эля замуж соберется? Не все ведь такие, как я, нормальная баба должна хотеть семью и детей.
– Повешусь, – улыбнулся Антон. – Ложись спать, Галчонок, тебе вставать рано. Я позвоню.
Он осторожно, стараясь как можно тише щелкнуть замком, закрыл за собой дверь и спустился к машине. Хорошо, что Эля – свободный человек и спокойно остается ночевать с его детьми, когда Антон дежурит сутки, работает допоздна или просто задерживается, как сегодня. Улицы были свободны, и до дома он доехал быстро. Спать совсем не хотелось, и Антон, паркуясь возле подъезда, прикидывал, чем бы заняться, чтобы время, оторванное от сна, прошло с пользой.
В квартире царила тишина, Эля спала в одной комнате с детьми, и Антон устроился в гостиной с диктофоном в руках. Звук он сделал минимально громким, чтобы никого не разбудить, сел на диван и поднес маленькое прямоугольное устройство прямо к уху. Надо заново переслушать записи бесед в театре. А вдруг придет какая-нибудь мысль?
Но ничего нового в голову не приходило, все то, что Антон слышал в словах собеседников, уже многократно обсуждалось им с Анастасией Павловной и Сергеем Кузьмичом. Вот режиссер Дудник Семен Борисович, скоро сорок, а карьера с места не сдвигается, так и застыла на одном уровне. Ставит мало, в другие театры его почти не приглашают, только от случая к случаю зовут куда-то в провинцию, и Богомолов ставить не дает, держит Дудника на ставке и зарплату платит. Если Богомолов сам ставить не хочет, то приглашает режиссеров по договору со стороны, а про Дудника словно забывает, вспоминая о нем только тогда, когда нужно провести репетицию вместо самого Льва Алексеевича. Другие режиссеры в таких случаях назначают ассистента из числа опытных и авторитетных артистов, а Богомолов почему-то такую практику не жалует, предпочитает Дудника лишний раз носом ткнуть, мол, знай свое место, ни на что другое ты все равно не годишься. Ну, и восстановительные репетиции, когда нужно вспомнить и освежить давно не игравшийся спектакль, тоже поручают Семену Борисовичу. Никто режиссера Дудника не знает, никому он не нужен… А вот труппа его любит, с артистами у него сложились хорошие отношения и творческое взаимопонимание. Если бы дать ему возможность ставить спектакли именно с этими артистами! Он бы себя показал. У него ведь и идеи есть, и кураж, и энергия, и – что самое главное – артисты его хорошо понимают, потому что он умеет с ними правильно обращаться. Вот только Лев Алексеевич Богомолов как кость в горле стоит…
Главный администратор Семаков при прежнем художественном руководителе был особой, приближенной к трону, с ним считались, его ценили, с ним советовались, его любили актеры, которых он возил на творческие встречи, в том числе и в другие города, обеспечивал их пребывание там, опекал, был отцом родным. А теперь он как мальчик на побегушках, занимается изготовлением репертуарных книжек и поздравительных открыток, да еще организовывает билетеров, которые должны в день спектакля проставить галочки напротив фамилий артистов в 900 программках. Скучно ему! Муторно! И еще второй главный администратор, Красавина, постоянно на глазах, та самая Красавина, которая заняла теперь место Семакова в сонме приближенных и к Богомолову в кабинет входит без стука. А ему, Семакову, приходится при необходимости часами ждать в приемной. Да, Богомолова он ненавидит всей душой и даже скрыть этого не может.
А вот директор-распорядитель Бережной… Тут совсем иная картина, идентичная по своему началу и прямо противоположная по результату. Когда-то он был директором с единоличным правом подписи под финансовыми документами, владел всей ситуацией, управлял огромным сложным хозяйством, обеспечивал бесперебойное функционирование непостижимого механизма, состоящего из трех слитых воедино единиц: «театр как здание», «театр как производство» и «театр как учреждение культуры». Он был хозяином, который принимал решения и следил за их выполнением. И вот пришел Богомолов, объявивший себя генеральным директором с правом первой подписи под финансовыми документами… И Владимир Игоревич Бережной оказался связанным по рукам и ногам непредсказуемым, капризным и, самое главное, некомпетентным худруком, узурпировавшим кресло директора. Бережного понизили, львиную часть полномочий у него отняли, а всю ответственность оставили. И он готов это терпеть ради любви к актрисе Людмиле Наймушиной. Неужели рыцари еще не перевелись? Есть в нем ненависть к Богомолову? Должна быть, должна, по всей логике мужского характера – должна она быть. А ее нет. Не слышит ее Антон Сташис ни в интонациях, ни в выбираемых Бережным словах. А ведь кто-то говорил, что Бережной – человек с актерским образованием. Может ли в этом случае Антон доверять тому, что слышит? Не игра ли это? Не актерство ли? Анастасия Павловна предупреждала его, что хороший актер кого угодно обманет. А кто сказал, что Бережной – плохой актер? Никто этого не говорил.
Актриса Людмила Наймушина питалась в ресторане с большим аппетитом и довольно ловко сама вывела разговор на Ивана Звягина и его конфликт с Богомоловым. Ни Антон, ни Каменская в момент встречи с Наймушиной этого не заметили, им обоим казалось, что они задают вопросы, а Наймушина на них добросовестно отвечает, и только теперь, слушая запись в третий или четвертый раз, Антону стало совершенно очевидно, что Людмила, Люсенька, изо всех сил искала повод, чтобы поскорее рассказать про Звягина. Очень уж ей хотелось поведать страшную быль об изгнанной из гримерки поклоннице и разорванном контракте, повлекшем за собой выплату огромной неустойки. Информацию, разумеется, немедленно проверили, и что оказалось? Да, девица в гримерке была, и суровый разговор Богомолова с Иваном тоже был, но все дальнейшее оказалось сильно преувеличенным. Контракт на съемки не разрывали, и хотя Богомолов дал команду составлять текущий репертуар без учета заявок Звягина, все обошлось малой кровью. Деньги, конечно, кое-какие Ивану заплатить пришлось, но вовсе не такие огромные, как уверяла Наймушина. Зачем она это сделала? А ларчик открывался совсем просто: из бесед с другими актерами выяснилось, что у Звягина был роман с актрисой, с которой дружила Наймушина. Роман закончился абортом и разрывом, и Люсеньке просто захотелось мелко отомстить за подружку. Детский сад, ей-богу!