Для получения ответного, обратного сообщения от умершего, скажем ответа, или чего–то подобного, — особенное значение имеет момент пробуждения. Перенесение из духовного царства того, что, — как мы выражаемся, — сообщили нам, живым, умершие, происходит в момент пробуждения. А затем оно из глубины собственной души поднимается наверх. Люди очень хотели бы получать впечатления только из внешнего мира, хотели бы воспринимать только то, чем является внешний мир. Они больше всего хотели бы заглушить то, что поднимается из глубины души. Но если кто–то в действительности ощущает: из глубины души поднимается нечто, какая–то мысль, какая–то идея, — то он считает это своим собственным достижением, собственным даром. Так он удовлетворяет своё тщеславие. Все вещи, поднимающиеся из глубины души, мы считаем нашим достоянием, нашей интуицией. Это может быть и так, но в большинстве случаев это не так. В большинстве случаев вещи, которые поднимаются наверх из нашей души как интуиции, вдохновения, являются ответами, которые дают нам умершие. Ибо умершие в любом случае живут с нами. Итак, то, что по видимости говорит из нас самих, является, собственно, тем, что говорят умершие. Дело только в том, чтобы мы правильным образом истолковывали эти переживания. То, что более подробно может быть сказано об общении с умершими, я уже часто упоминал: чтение вслух и так далее. Чем живее, чем внутренне чувственнее, чем нагляднее переживает человек эти вещи, тем значительнее становится связь с умершим.
Не лишено значения и то, если человек ясно разыгрывает, демонстрирует в своей душе эти отношения. Ведь в наше время совершенно необходимо как можно ближе принимать истины, относящиеся именно к тем вещам, о которых я высказывался только что. Мы живём в такое время, когда, — уже в течение долгого времени, — человеческий организм приходит в упадок. Мы все гораздо духовнее, гораздо мудрее, чем то, что выявляется наружу; это происходит вследствие деградации нашего тела. Греческие тела ещё могли лучше отражать то, чем был человек, исходя из духа. Уже с середины атлантической эпохи человек, относительно своего тела находился в состоянии упадка, дегардации, а в наше время особенно усилилась неспособность тела отражать то, чем является человек в соответствие с духом. Так в нашу эпоху необычайно часто происходит то, что мы, умирая, — я назову это так, — оказываемся ещё не завершёнными в смысле нашего развития, наше развитие оказывается незавершённым. Лишь бы это было понято правильно! Мы развиваемся в течение всей жизни, но это развитие может быть осознано нами лишь в соответствие с той его частью, которая отражается телом. Иногда мы, как люди, если мы умираем, оказываемся настолько мудры, что могли бы исполнять некоторую важную службу для Земли; не только для духовной области, но и для Земли. Эту службу мы могли бы выполнять благодаря нашим познаниям, если бы могли их применить. Эта служба могла бы оказаться полезной, если бы люди, — как я объяснял вам, — устанавливали бы отношения с умершими. Умершие ещё хотят воздействовать на физическую жизнь, но они могу делать это лишь на окольном пути, посредством человеческих душ, если человеческая душа соответственным образом предоставляет себя в их распоряжение.
Я уже как–то упоминал здесь, что именно в связи с этим пунктом я могу высказать нечто такое, что близко мне лично: я никогда не считал, что я лишь литературно–исторически или исторически разрабатывал то мировоззрение, которое связано с Гёте, но всегда полагал, что имею дело не только с Гёте до 1832 года (то есть до смерти Гёте — примеч. перев.), но с Гёте конца 19 столетия, с живым Гёте. С тем Гёте, который в 1832 году многое с физического плана перенёс по ту сторону, причём оно ещё может действовать, если только хотят это воспринять. Поэтому то, что я написал, не было чисто литературно–историческим исследованием, но было сообщением того, что он мне говорил. Так называемая культура нашего времени, однако, радикально противодействует тому, что я только что сообщил.