У Билли закружилась голова. На долю секунды он увидел себя на больничной койке, под вентилятором легких, кругом рыдают и молятся убитые горем родственники.
– Что? Повтори еще раз.
– Мы сверстали его пораньше, чтобы растянуть себе каникулы на Рождество. Но послушай... сейчас я говорить не могу. У меня совещание. Скоро позвоню и договоримся пообедать вместе. Когда ты в следующий раз будешь в Лондоне?
Но Билли уже положил трубку. В гостиной он включил компьютер и открыл файл с интервью. Ловя себя на том, что ему трудно читать, он пробежал глазами текст, силой воли заставляя его превратиться во что-нибудь столь же пустое и отупляющее, как интервью в «Хэллоу!». К несчастью, статья была даже более поносная, чем ему помнилось.
Какой смысл притворяться? Тони прав, а Билли – распоследний идиот. Он в пух и прах разнес человека, известного тем, что от врагов мокрого места не оставляет. И что на него нашло? Неужели жизнь у него настолько жалкая, что он бессознательно подстроил все так, чтобы с ней покончить?
Отходных путей он не подготовил. У Билли не было ни денег, ни машины. Первым слепым инстинктом было уехать к сестре Кэрол в Дисли. Они с Кэрол не ладили. Сестра считала его ленивым сквернословом-нигилистом, чурающимся всякой ответственности. А он ее – толстозадой традиционалисткой, восхищающейся королевой. Оба были правы.
Невзирая на конформизм или, может, благодаря ему Кэрол пригласила его погостить на Рождество. Сестра узнала, что Никки от него ушла, и, не говоря об этом вслух, очевидно, его жалела. Из гордости Билли счел ее сочувствие глубоко оскорбительным и уже отклонил приглашение.
Но внезапно перспектива поплевывать финиковыми косточками в Дисли показалась ему весьма привлекательной или, во всяком случае, более привлекательной, чем перспектива выплевывать выбитые зубы в Левенсгульме. Дом на Альберт-стрит не был ни отрадным, ни уютным. Заходить на чердак Билли вообще боялся. И как быть с тенью у шкафа в спальне? Билли часто просыпался по ночам и ошибочно принимал тень за покойную бабушку. Нет, конечно, это была не его бабушка, а просто тень, но все равно страшно.
Наскоро затолкав в дорожную сумку кое-какую одежду, он в последний момент вспомнил и положил мобильный телефон и рождественские подарки для сыновей Кэрол. Подумав, взял еще ручку и блокнот. В конце концов он же писатель. Потом, заперев дверь, он вышел в ледяной туман.
Куда ни глянь, дальше трех ярдов ничего не видно. Машины ползли со скоростью десяти миль в час, свет приближающихся фар в сумерках походил на разливающуюся грязную жижу. Всю дорогу до станции он оглядывался через плечо, уверенный, что за ним кто-то идет. Потом напомнил себе, что времени всего пять, и куда бы он ни пошел, и впереди, и сзади будут прохожие. Но где же они? Мир в тумане казался пустым и безмолвным.
На перроне он начал мерзнуть. Одет он был в кожаную куртку на два размера больше его. Промозглый ветер беспрепятственно забирался между тонким свитером и подкладкой. Поезд на двадцать минут опоздал, а когда наконец прибыл, то оказался набит битком.
Но плотно стиснутые незнакомцы, их пакеты из супермаркетов, их вымотанные под конец рабочего дня лица успокоили Билли. Ни один не походил на Пономаря или его подручных. По большей части это были обычные, ничем не примечательные граждане, которые покинут сей мир так же незаметно, как в него пришли. Зато никто из них не подожжет врагу лобковые волосы паяльной лампой.
Из-за тумана дорога, которой полагалось продлиться час, заняла полтора. Когда поезд подъезжал к Дисли, Билли начал чувствовать себя в безопасности. Трудно было себе представить, что люди Пономаря подкарауливают его в этом городке среднего класса у подножия дербиширских холмов.
Выходя из здания вокзала, он испытал привычное чувство утраты. В Дисли когда-то жил Стив Эллис, друг, про которого он рассказывал Тони. Стива усыновила состоятельная пара. Вскоре после своего появления в Манчестерской Средней школе Стив выбрал Билли себе в друзья. Стив был самым крутым мальчишкой в школе. Билли – самым наглым. Стив избивал шестиклассников, а Билли откалывал шуточки, когда они, хныча, лежали в пыли.
Но у Стива была ранимая душа, о чем мало кто знал. Он был одержим желанием найти свою настоящую мать и бесконечно фантазировал о том, где она живет и какая она. Он зачитывался классикой литературы ужасов и мог дословно цитировать свои любимые романы, например, «Дракулу» или «Франкенштейна». Он был исключительно чутким и всегда знал, что думают – или чувствуют – люди вокруг.
Билли и Стив были настолько близки, насколько возможно без поцелуев. Их жизни и мечты сливались. Кольцо с черепом на пальце у Билли было подарком ко дню рождения от Стива. Древние считали, что безымянный палец напрямую связан с сердцем. Сосущая пустота, которую испытывал Билли всякий раз, когда касался кольца, этот миф как будто подтверждала.
С вечера поножовщины Билли давнего друга видел лишь однажды. Как-то вечером они встретились в пабе в центре города, когда Стива освободили условно. Стива окружали мальчики чуть помладше – из тех, кто татуирует себе тыльную сторону ладоней булавкой и шариковой ручкой. Билли пришел один. Приветствием Стива стал кивок и чуть презрительная ухмылка. Ухмылка словно бы говорила: «Я кого-то пырнул. Я побывал в тюрьме и выжил. Я круче, чем ты когда-либо станешь».
Сестра Билли жила на тенистой зажиточной авеню возле Лайм-парк. Подходя к дому, Билли увидел висящие на деревьях в начале подъездной дорожки рождественские гирлянды и начал спрашивать себя, а правильно ли поступает, но тем не менее позвонил в дверь. Открыла Кэрол, как всегда старше и более нервная, чем он помнил. Она удивилась, но была ему искренне рада. Из кухни вышел ее муж Роджер пожать Билли руку, другой тут же протянул банку «Боддингтонс».
Пока Билли пил пиво в гостиной под рождественской елкой, его племянники Марк и Крис гордо сообщили, что нашли рецензию на его последнюю книгу.
– Она была в Интернете, – с энтузиазмом объяснил старший, Марк. – Там говорилось, что книга просто дрянь.
– Нет, там только сказано, что она скучная, – поправил Крис.
– Ну спасибо, ребята, – сказал Билли. – Полагаю, вы вне себя от радости, что у вас такой знаменитый дядя.
Позже вечером Билли, верный себе, начал доставать хозяев. Когда мальчики пошли спать, а Кэрол – возиться на кухне, Роджер налил себе и Билли бренди. У шурина Билли было круглое, с нездоровым румянцем лицо, которое как будто никогда не нуждалась в бритве, и густая грива безупречно седых волос.
Роджер, вожатый в скаутском лагере, проговорился, что на Рождество ему подарят биографию Бейден-Пауэлла* [Основатель движения скаутов]. Со слов Роджера выходило, что Бейден-Пауэлл всегда выполнял свой долг. Билли напомнил, что однажды Бейден-Пауэлл велел повесить человека за кражу козла.
– Ага, – отозвался Роджер, – это только доказывает мои слова.
– Интересно, повесил ли он себе наградной значок? – задал риторический вопрос Билли.
– Он исполнил свой долг, – натянуто повторил Роджер.
– Но почему тот, кого он велел повесить, вообще украл козла? – не унимался Билли. – Может, его родные умирали от голода, и он считал, что его долг их накормить.
– Давай-ка поаккуратнее, – сказал Роджер. – Мы говорим о великом человеке.
– Так почему же Бейден-Пауэлл его повесил?
Кэрол с мужем отправились спать в десять. Билли лег полчаса спустя, ощущая себя подростком. В основном потому, что кровать принадлежала его двенадцатилетнему племяннику. Стены комнаты были оклеены постерами «Саус-парка» и фотографиями нападающих «Манчестер юнайтед». Вот пожалуйста, взрослый мужчина спит в детской кроватке в теплом домишке среднего класса, укутанном тишиной и туманом.
Билли долго лежал без сна, думая об удивлении и ужасе, которые, наверное, мучили человека, который ожидал публичной порки, а узнал, что его казнят. Тут ему пришло в голову, что, хотя он пишет романы ужасов, никакой его вымысел не дотягивает до реальности. С этой безрадостной мыслью он заснул.