— Вечно, ты, Иваныч, вперёд батьки в пекло лезешь, — покачал головой майор. — Ладно, в главном ты прав: нам необходимо сделать выбор, от которого много что в мире может существенно измениться.
Сидящие у костра спецназовцы затихли, устремив внимательные взоры на Стрельцова. Стало слышно, как закипает в котелке вода, потрескивают угольки, вдалеке перекликаются дозорные, где-то в княжеском стане ржут лошади.
— Я не умею красиво сочинять всякую хрень, поэтому скажу чистую правду — я не знаю, как мы здесь очутились, и возможен ли путь обратно, — глухо зазвучал голос майора. — Не исключено, что мы не вернёмся отсюда домой, товарищи… Как командир, я несу ответственность за жизнь каждого из вас, поэтому, (цензура), никому не позволю сдохнуть хрен знает за чьи интересы в этой переделке!
Слушая Стрельцова, я машинально всматривался в лица спецназовцев, пытаясь определить психологическое состояние своих товарищей по несчастью. Поймав мой, вероятно, излишне наряжённый взгляд, сидевший прямо напротив капитан Коваль слегка усмехнулся, подмигнув в ответ. Да, не просто так Владимир получил свой позывной, напоминавший о неуязвимой фантастической боевой машине в человеческом обличии. На прошедшего кровавую мясорубку двух чеченских войн Коваля можно смело положиться в любой ситуации, он никогда не подведёт. Стоит Стрельцову отдать приказ, и Володя моментально превратится в того самого Шварца, именем которого арабские наёмники пугали в горах молодое поколение рекрутов-боевиков.
— С этой минуты приказываю считать, что началась мировая война, а мы находимся в автономном рейде в полном отрыве от основных сил. Почти каждый из нас проходил через подобные командировки, и большинство прекрасно знает, что и как, — железным тоном продолжал наш командир. — У каждого из нас, и у меня в том числе, дома остались родные и близкие. Думаю, что там им ничего не грозит, наоборот — командование обязательно окажет всяческую помощь нашим семьям. Если кто-то почувствует, что не в состоянии справиться с этим грузом, не предлагаю, а приказываю — обращаться ко мне, к доктору, либо к Артуру Ивановичу. Вопросы есть?
Понятно, что произнося столь проникновенную речь, Стрельцов, прежде всего, обращался к бойцам-срочникам, которым, безусловно, требовалась моральная поддержка со стороны более старших товарищей. Ну, и, в какой-то мере, слова майора касались лейтенанта Скорохватова, самого молодого из офицеров, а может быть — и меня. Остальные спецназовцы являлись достаточно закаленными в последних военных конфликтах мужиками, а кроме того, представляли собой спаянную дружбой, потом, и кровью боевую команду.
— Слышали, бойцы? — обернулся к одному из мехводов Степан Кравченко. — Не вешать нос, никто вас в обиду не даст, в рабство местным не продаст.
— Да мы и не вешаем нос, товарищ старший лейтенант, — не совсем уверенным тоном ответил Василевский. — Вот, только, мало нас…
— Мало? С чего это ты, Леонид, решил, что нас мало? — поинтересовался капитан Хабибуллин. — Говори смело, здесь все свои.
— Ну, я и Виталик, т. е. старший сержант Бондаренко, не имеем никакого боевого опыта, хотя и служим прилично, — поняв по жесту Стрельцова, что можно высказывать любые мысли, произнёс Василевский. — Товарищ майор, ну, Артур Иванович, работает в полиции, и служил очень давно. Остаётесь вы семеро, товарищ капитан, воевавшие на реальной войне. Вот так, как-то.
Ага, а механик-водитель вовсе не дурак, хотя и разгильдяй порядочный. Ну, в таком духе о нём отзывались его непосредственные начальники. Но боец сразу же уловил свою главную проблему — оба срочника не видели настоящего врага в своих прицелах, не стреляли по живым людям.
— Что же, вполне логичное умозаключение, товарищ старший сержант, — кивнул майор. — Боевой опыт — вещь, безусловно, ценная, и Артур Иванович, действительно, служил лет двадцать с гаком назад, ещё при Союзе. Значит, нас семеро, говоришь… А ты знаешь, Леонид, что на спецназ не распространяются обычные законы математики?
— Товарищ майор, математика — наука точная, и её законы неизменны, — блеснул знаниями предмета мехвод «триста четвёртой» машины.