Мои размышления прервала трель вызова сотового. Звонило моё непосредственное начальство, требуя полного отчёта о проделанной работе. Подполковник, похоже, ещё не успел поправить здоровье после вчерашнего праздника, и был сильно не в духе. В принципе, я его понимал — такой «подарок» на день рождения, как три трупа, в т. ч. и убийство участкового, и врагам своим не пожелаешь. Как мог, заверил шефа, что предприму все усилия, и т. д., и т. п.
— Поворачиваем, товарищ майор, — обернувшись, доложил механик-водитель. — Как бы нам не пришлось брать на буксир УАЗик.
— Ничего, там за рулём Руденко, а он водить умеет, — бодро заявил я, стараясь не уронить чести милиции. Тьфу, ты, полиции.
Стрельцов чуть усмехнулся, но ничего не сказал. Бронетранспортёр слегка закачало, но в целом четырёхосная машина легко преодолевала ямы и колдобины сельской дороги. Я даже мысленно поблагодарил спецназовца за то, что тот пригласил меня ехать с ним в БТРе. Представил, как матерится сейчас Руденко, едва поспевая за впередиидущей бронёй, как мотаются на заднем сиденье оба сержанта.
— Иваныч, не дуйся. Колдун дико расстроен, что пришлось заканчивать сабантуй раньше времени, — спустя какое-то время, когда майор отвернулся, говоря с кем-то из своих по рации, ко мне наклонился Ринат. — Наш командир целую неделю готовил эти ночные учения, и их пришлось прервать по твоему запросу.
— Капитан Хабибуллин, заканчивай выдавать военные тайны, — обернувшись, Стрельцов весело подмигнул нам, а затем серьёзно посмотрел на меня. — Артур, когда мы подъедем, ты со своими патрульными не лезь вперёд. На всякий случай. А пока расскажи нам, сколько в деревне живёт народа, чтобы не стряслось никаких эксцессов.
В предутренних сумерках уже стали хорошо видны очертания всех предметов, когда наша маленькая колонна добралась, наконец, до искомого места. Примерно в полукилометре от деревушки семёрка спецназовцев спешилась с бронетранспортёров, и бесшумно растворилась в близлежащей берёзовой роще. После этого нас наконец-то догнал УАЗик, весь заляпанный грязью. Подозвав к головной машине старшего лейтенанта Руденко, я усадил того рядом с собой на броню, и БТРы медленно двинулись вперёд. Вскоре за поворотом нашему взору открылся старый сарай с полуобвалившейся крышей, затем мы миновали первый домишко с заколоченными ставнями, второй, третий. Далее дорога пошла в гору, и мы проехали мимо ещё жилого дома. Об этом свидетельствовали аккуратно ухоженный огород рядом с постройками, а также лёгкий запах дыма от дровяной плиты, или русской печки. Чёрт, ненавижу! Ненавижу этих московских уродов, по вине которых пришли в запустение исконно русские земли. Ладно, если бы это были теперешние демократы, но ведь всё началось ещё при коммунистах с мысли о «неперспективных деревнях». Как может родная земля стать «неперспективной»? Вон, приехавшие со всего мира на свою старую новую родину евреи трудом и любовью отвоевали плодородную землю у пустыни. А у нас в результате произошло то, что произошло — хреновейшая из хреновейших идей смутировала, словно голливудский монстр, и сделала «неперспективной» всю страну. Чуть позднее, как-то незаметно для большей части населения, все ошибки и грехи предыдущих идиотов затмила перестройка во главе с Меченым.
— Артур Иванович, вон, кто-то из военных нам рукой машет, — произнёс сидевший рядом со мной старший лейтенант Руденко. — А это, как мне представляется, дом, где живёт наша свидетельница.