— Типично для женщины лёгкого поведения в общественном месте. Я знаю таких: они не хотят, чтобы их считали проститутками, и довольствуются немногими богатыми клиентами, которых весьма старательно отбирают. Ты сказал, что она оказалась на твоей сенаторской трибуне?
— Да, но это ничего не значит. Сегодня любой может купить себе место где угодно, даже бывшие рабы, когда разбогатеют. Достаточно протянуть кому нужно немного сестерциев.
— Ну конечно, сегодня ведь всё продаётся, даже кресла в сенате, что уж там говорить о местах на трибунах в цирке!
— Я сразу подумал, что, может быть, это содержанка какого-нибудь важного лица. Коринна не походила на аристократку, её выдавали манеры, как ни старалась держаться непринуждённо.
Кастор согласился: его хозяин хорошо разбирался в людях, особенно в женщинах, и вряд ли мог ошибиться в отношении прекрасной незнакомки.
— Если я правильно понял, тебе пришлось подарить ей очень дорогое кольцо.
— Разумеется, я ведь привык покупать то, что мне нравится, не глядя на цену.
Аврелий, которому предки оставили более чем внушительное состояние, был весьма уверен в себе, поскольку пользовался огромным успехом у самых знатных римских матрон.
Его не заботило, уронит ли он своё достоинство, если попробует завоевать расположение прекрасной соседки, добавив к своему бесспорному мужскому обаянию ещё и щедрый подарок.
— Понятно, что скромная девушка, встретив богатого сенатора, захотела соединить приятное с полезным, тем более что человек, о котором идёт речь, не лишён привлекательности, — снисходительно заметил Кастор. — Этой бедной девушке надо ведь как-то жить!
Аврелий улыбнулся, сверкнув тёмными глазами.
— В самом деле. Казалось, она очень даже расположена ко мне, но когда я проводил её домой в паланкине, повела себя очень сдержанно, объяснив это тем, что старая кормилица строго следит за ней.
— Сводня, которую мы допрашивали, — уточнил Кастор.
— Да. Видя, что Коринна не пускает меня в дом, я постарался привлечь её внимание, сняв с пальца кольцо с сардониксом. Оно было достаточно крупным, чтобы понравиться ей…
— Представляю! И она, конечно, сразу согласилась…
— Согласилась, но… — Аврелий в смущении замолчал.
— Что же случилось? — поинтересовался Кастор. Закончив расслабляющий массаж, он, не ожидая разрешения хозяина, отпил вина из его кувшина.
— Да нет, ничего особенного. Только, когда я надевал кольцо ей на палец, заметил, что у неё странные руки. Стройная и гибкая, она выглядела очень ухоженной женщиной — кожа нежная и тонкая, благодаря дорогой косметике, умело подведённые зелёные глаза, хорошо подкрашенные губы, волосы… А вот руки, напротив, оказались довольно грубыми, даже красными…
— Как у рабынь, что работают на кухне?
— Да, пожалуй… Руки женщины, которая много трудилась, прежде чем достигла благополучия. На самом деле она была не очень-то и молода: лет двадцать восемь или двадцать девять. И я задумался, что же она делала до того, как нашла богатого покровителя.
— Существует один безошибочный способ всё узнать! Ведь твоя подруга — самый осведомлённый человек в столице! Стоит с ней полюбезничать, и Помпония с радостью выложит тебе все городские сплетни.
Аврелий улыбнулся: жена его лучшего друга — матрона средних лет, страдающая от чрезмерной полноты и обилия денег, которые никак не могла растратить, несмотря на бурную фантазию, несомненно, тот самый человек, к кому следовало обратиться, ибо ничто не ускользало от её болезненного любопытства.
Уже многие годы любознательная Помпония всеми силами расширяла и обновляла густую сеть осведомителей среди рабов, служанок, брадобреев и массажистов с тем, чтобы неизменно быть в курсе всех любовных тайн добропорядочного римского общества.
Ни одно место, как бы недосягаемо оно ни было, не оставалось без её детальнейшего наблюдения, даже императорский двор.
— Прекрасная мысль, Кастор! Отправь кого-нибудь к Сервилию сообщить, что завтра навещу его.
II
— И вот я нашёл её мёртвой, — с грустью признался Аврелий другу, который, желая утешить, наполнил его бокал.
— Да ещё вдобавок теперь рискуешь, что тебя обвинят в убийстве. Если окажется, что кто-нибудь видел, как ты приезжал, или проболтается хоть один из твоих рабов…
— В своих рабах я уверен. Нет, не думаю, что очень рискую. Это ведь была всего лишь свободная женщина, и вряд ли тут станут особенно копаться. Кого может интересовать её смерть? Будь она рабыней, хозяин стал бы настаивать на поисках убийцы, чтобы получить компенсацию. Римское правосудие уже привыкло к убийствам консулов и полководцев и не станет тратить время на какую-то мелкую гречанку-содержанку, никто даже не подумает искать виновного. — Он помолчал, размышляя. — Однако я найду его.