Домик в переулке отходил ученице Фемисте с тем, чтобы там продолжало работать философское собрание.
«В общем, вполне справедливое распределение», — решил патриций, проходя перекрёсток, посреди которого знакомый верзила — тот, что хотел арестовать его, — управлял движением повозок.
Здесь главная дорога расширялась, образуя просторный островок, который служил крестьянам рынком. Большие навесы тянулись от домов к столбам на середине дороги и создавали нечто вроде тенистой галереи, где покупатели могли спокойно осмотреть с одной стороны товары, выставленные на складах, а с другой — на прилавках.
На середине брусчатой мостовой смешно кувыркался какой-то горбун, а его напарник, старик с уродливыми ногами и повязкой на глазах, протягивал шапку за подаянием, впрочем, не особенно на него надеясь.
«Балаганные шуты — всегда самые осведомлённые люди в том, что касается событий, происходящих в городе», — подумал сенатор и решил прощупать почву.
Быстро проходя мимо слепого, он как бы случайно уронил в его шапку не медный асе, а серебряную монету. Приподняв повязку, несчастный инвалид оценил подаяние и, благодаря за чудо благодушных богов, тут же вскочил, готовый следовать за щедрым благодетелем.
— Господин, господин! Моту принести тебе складную скамейку, проложить дорогу в толпе и отогнать попрошаек, — с готовностью предложил он свои услуги. — А хочешь, найду тебе женщину? Я знаю всех красивых девушек в Геркулануме!
— И танцовщицу Гликерию тоже? — пожелал узнать сенатор, не замедляя шага.
— Это кривляка, господин, и потом, она уже занята…
— Как так? — удивился Публий Аврелий.
— Притворяется строгим философом, но при этом не стесняется принимать по ночам своего прекрас…
— Продолжай! — потребовал патриций, позвенев кошельком.
— Его видел мой приятель, но, к сожалению, у приятеля очень странная болезнь, от которой так сильно пересыхает во рту, что он и слова вымолвить не может…
— Ну так давайте промочим горло! — предложил Публий Аврелий и вскоре, усадив горбуна и его приятеля на скамью в термополиуме, приказал принести полную амфору вина, которое восхваляла вывеска.
— Эта Фемиста, или Гликерия, как тебе больше нравится, водит бедного Флория за нос. Когда старик умер, двух дней не прошло, как она опять стала изображать из себя недотрогу. Так что теперь Флорий обивает у неё пороги, проклиная брата, который не позволяет взять её к себе…
— Но ты уверен, что он принял бы её как сожительницу?
— Трудно сказать. Непонятно, к чему клонит эта хитрюга, но в конце концов она победит, вот увидишь. Флорий торчал под её окном даже в ночь убийства…
Публий Аврелий насторожился и знаком велел продолжать.
— Таверна «Венера» едва закрылась, и я искал удобное местечко, где бы переночевать. Только пристроился в углу на тротуаре, как увидел, что Флорий бросает ей в окно камушки. Фемиста выглянула на мгновение и тут же закрыла ставни… Эх, умеет же она сводить мужиков с ума…
— Предлагаю работу: сможете последить за Флорием, но так, чтобы он не заметил? — спросил сенатор.
— Слежка — наша специальность, господин, мы умеем быть практически невидимыми! — заверили нищие, радуясь, что получили возможность разжиться парой сестерциев.
— Эта коварная Фемиста опять обманула меня! — возмутился Публий Аврелий. — Привести мне её сюда немедленно! Кастор!
— Пусть лучше её доставят вигилы, патрон, — посоветовал вольноотпущенник. — Я рискую потерять моё прикрытие, если отправлюсь в дом философа от твоего имени, что будет довольно печально, потому что я уже заполучил кое-какие интересные сведения. Конечно, я мог бы добиться и большего, если бы не этот отвратительный ученик философа с чёрной бородой, который всё время путается под ногами…
— Очень возможно, Ничо намерен ухаживать за Ариадной и видит в тебе опасного соперника, который хочет завладеть лавками.
— Я уверен, что сумел бы весьма расположить к себе девушку, если бы ты постарался подольше задержать Фемисту.
— У тебя будет столько времени, сколько нужно, Кастор. Эта маленькая змея должна кое-что объяснить мне!
— Думаешь, она вместе со своим любовником убила Кризофора?
— Видели, как она разговаривала с ним после закрытия таверны «Венера».
— Значит, во втором часу ночи, а это никак не совпадает с предположением, будто убийство совершено незадолго до рассвета. Однако завещание порождает и некоторые сомнения относительно этой ученицы философа, не говоря уже о том, какое недовольство оно вызывало у Ариадны. И вообще просто чудо, как эти две женщины смогли целый год прожить вместе, особенно если учесть, что при этом ещё делили одного и того же мужчину.