Я жду, чтобы Смерть взял свои слова обратно или по крайней мере объяснился, но он этого не делает.
Снова берусь за дело, готовая притвориться, что последних двадцати секунд не было вовсе, но руки дрожат так, что мне не удается завязать узел так крепко, как хотелось бы.
– Посмотри на меня, – тихо просит Танатос.
Я мотаю головой.
– Лазария, посмотри на меня.
– Я не подчиняюсь приказам всадника, – заявляю я, глубоко вздохнув.
Он тихо смеется, и от этого звука у меня поднимаются волоски на руках.
– Ты не хочешь на меня смотреть, потому что тоже это чувствуешь и знаешь, что я все пойму по твоим глазам.
– Ошибаешься, – бурчу я.
Краем глаза вижу, что он усмехается, и от этого у меня внутри все как-то странно трепещет.
Заканчивай, что начала, строго командую я себе, сосредотачиваясь на узле, но руки неумолимо дрожат.
– Мы продолжаем бороться с этим притяжением между нами, – говорит Смерть.
– Нет между нами никакого притяжения, – пылко возражаю я. – Ты мой враг.
– О да, между нами существует притяжение.
Я мрачно гляжу на него сверху вниз.
– Нет.
Танатос заглядывает в мои глаза, а потом медленно расплывается в улыбке.
– Оно существует. Ты тоже хочешь меня.
– Откуда тебе вообще знать, что такое желание? – сердито указываю я.
– Есть так много людей, которые жаждут и призывают меня, – говорит он. Жаждут и призывают смерть, хочет он сказать.
– Ну, я не из них, – хмурюсь я.
Его улыбка становится только шире, и от этого у меня самым возмутительным образом замирает сердце.
– Нет! Нет. Ты просто очень красивый, и только, – защищаюсь я.
Господи, я правда сказала это вслух?
Лицо всадника сосредоточенное и напряженное, а глаза, кажется, прямо светятся.
– Ты считаешь, что я красив.
Смерти больше нет нужды убивать меня – думаю, мои замешательство и смущение отлично справятся с этим сами.
Зачем я только это сказала?
Его глаза все еще горят, а выражение лица ставит меня в тупик.
– Скажи, ты не устала от всего этого? – Он кивает на руины Канзас-Сити. – Не устала от борьбы, войны, боли?
Господи, конечно, я устала, да еще как. На каждый город, который я спасаю, приходится по меньшей мере пять, спасти которые не удается.
– Разумеется, устала.
Устала до чертиков. Но это ничего не меняет.
Взгляд Смерти смягчается, теперь он говорит почти ласково.
– Тогда идем со мной.
В первый момент предложение кажется мне просто прекрасным – как рухнуть в постель после долгого дня.
Я заглядываю в глаза Танатоса, полные множества тайн. Их невероятно много, этих тайн.
– Пойдем со мной, – повторяет он.
Я могла бы. Хватит сражаться, хватит изнурять себя. Могу же я просто… уступить. Умереть я не могу, и мое тело никогда не познает истинного, окончательного покоя, но этот вариант кажется довольно близким.
– Мы с тобой будем бороться и дальше, – вслух возражаю самой себе.
– Почему бы нам не договориться перестать ранить и мучить друг друга? – не успокаивается он, будто бес нашептывает мне на ухо. – Мне нестерпимо видеть твои страдания, и я знаю, ты чувствуешь то же самое.
Мое сердце бьется все быстрее. Он говорит совершенно правильные вещи, эти сладкие речи и посулы убаюкивают меня.
Именно поэтому я, отпрянув, заставляю себя отодвинуться от него.
– Никуда я с тобой не пойду, – бросаю отрывисто.
И сам он никуда не пойдет, если, конечно, я свяжу ему ноги – и крылья заодно. В рюкзаке у меня есть еще веревки, только рюкзак остался на другой стороне улицы, а пойти за ним значило бы подставить всаднику спину.
Он спокойно лежит на земле, потом начинает смеяться.
– Ты всерьез веришь, что владеешь ситуацией? Что, несмотря на все прежние неудачи, сможешь просто связать меня и уйти?
С этими словами он поднимает связанные руки и, резко дернув, рвет веревки, как тонкую ткань.
Пораженная, я невольно пячусь. Такого я, признаться, не ожидала.
А всадник с кошачьей ловкостью и грацией одним прыжком оказывается на ногах. Он выпрямляется, сложив крылья за спиной, и идет прямо на меня.
– Думаю, мы поняли, наконец, что пленник из меня неважный, – говорит он, тщательно подбирая слова. – Слишком легко мне избавиться от любых уз.
В нескольких футах от меня Танатос останавливается и поднимает руку.
– Да не будет больше боли и страданий между мной и тобой. Да не будет раздоров и распрей. Пойдем со мной, Лазария.