Проклятый всадник.
Я проклинаю его снова и снова. Поэтому, услышав, как он зовет меня по имени, решаю, что своим гневом создала его голос в воображении.
Лазария… Лазария… Лазария…
Это не он, говорю я себе. Обезвоживание, голод и боль – из-за них у меня просто начались галлюцинации.
– Лазария! – взывает он.
У меня перехватывает дыхание. Танатос? Возможно ли?
Надежда, наполнившая мою грудь, чрезвычайно болезненна, и я не решаюсь поверить. Но потом, уставившись мутным взглядом в дыру в крыше, замечаю край черных крыльев и отблеск доспехов.
Это точно он. Никакая птица не может так выглядеть.
Он меня ищет.
Помоги. Я пытаюсь выговорить это слово, но голос слишком слабый. Я прочищаю горло.
– Смерть, – зову я. Раздается хриплый шепот.
Собираю все силы, втягиваю в себя побольше воздуха.
– Смерть!
Я кричу. Получается все равно слишком тихо, и он проходит мимо и скрывается за стенами этого полуразрушенного здания.
Отчаяние и надежда заставляют меня собраться, удваивают мою энергию.
Я снова делаю вдох.
– Смерть! Смерть! Помоги! Танатос! – хриплю я из последних сил, перемежая призывы стонами, потому что усилия бередят мою рану.
Не вижу его, но слышу, как хлопают его грозные крылья, и мне кажется… кажется, он приближается.
– Лазария! – слышится его голос откуда-то сверху.
– Смерть! – кричу я снова.
И тут вижу его прямо над собой. Раскинув крылья, он держится за балку и всматривается в нутро разрушенного дома. Темные волосы развеваются на ветру, как флаг.
– Лазария? – снова зовет он, вглядываясь в темноту.
– Танатос, – вырывается у меня нечто среднее между всхлипом и вздохом.
Я безошибочно чувствую мгновение, когда он замечает меня. Тело его каменеет.
Крылья за его спиной складываются с хлопком. Он сходит с балки и прыгает с крыши вниз. Падает камнем, но перед приземлением крылья распахиваются, замедляя движение, так что на последних футах он плавно парит.
Мелкие камушки разлетаются при его приземлении на груду обломков, и он снова складывает крылья за спиной.
Всадник продвигается ко мне по обломкам, в тусклом свете поблескивают латы. Остановившись на полпути, он смотрит на меня. Вглядывается в мое лицо, потом в лохмотья, оставшиеся от одежды, и в те места на теле, где моя плоть еще не до конца зажила. Наконец, его глаза останавливаются на торчащем из моего живота штыре.
– Лазария. – Смерть в два прыжка оказывается рядом со мной. Опускается на колени, снова изучает мои раны. – О, проклятье!..
– Не знала, что ангелы чертыхаются, – говорю я, с трудом ворочая языком.
Он все еще не отрывает от меня глаз, как будто не может взять в толк, что произошло.
– Давно ты здесь? – спрашивает он.
Но он же знает. Должен знать. Стержень, торчащий из меня, говорит сам за себя.
– С тех пор, как ты меня выронил. – Теперь можно не кричать, и я еле слышно шепчу.
– С тех пор, как я… – Он заглядывает мне в глаза, и я вижу на его лице ужас. Он снова чертыхается. – Ты была здесь все это время?!
Прикрыв глаза, я киваю.
И слышу его страдальческий стон.
Открываю глаза.
Он гладит меня по лицу, скользит по скуле большим пальцем.
– Я решила, что такой выход тебя вполне устроил, – лепечу я.
Мука, исказившая его лицо, не менее сильна, пожалуй, чем моя.
– Я не горжусь своей жестокостью. – Танатос не отрывает взгляда от ржавого штыря. – Я искал тебя. Я… – Он замолкает и отводит глаза. – Я был переполнен тревогой. Это зрелище – как ты падаешь вниз, выскользнув из моих рук, – не оставляло меня все эти дни.
– Перестань, – прошу я.
Не хочу это слышать. Думала, что нет ничего больнее, чем перспектива остаться здесь навсегда, если Смерть меня бросит, но я ошибалась. Между нами существует негласное соглашение, по которому мы враждуем друг с другом, и я не готова к переменам.
Он задумчиво исследует толстый железный стержень. Добрых три фута его торчат из моего тела.
Смерть легко поднимается и обходит меня, изучая картину со всех сторон. Наконец он снова припадает на одно колено и обеими руками хватается за эту штуку.
– Крепись, Лазария, – бросает он.
А потом сгибает железку. Уступая мощи всадника, металл в его руках скрежещет, бередя мою рану.
Кусаю губы, с трудом удерживая рвущийся из горла крик.
Последний взвизг металла, и стержень разламывается. Длинную часть Смерть отшвыривает в сторону. Штырь падает довольно далеко, и эхо от его падения долго кружит над нами.