- Й ты говоришь об этом только теперь, Бела?
- Да, только теперь. А когда бы я мог сказать? И все же отдай распоряжение на обыск квартиры. На всякий случай.
6
Сюрпризы. И еще какие! Град сюрпризов. Лавина сюрпризов.
Управдом жил неподалеку, в его ведении находились четыре дома по улице Габона. У каждого жильца был ключ от главного входа. Как позже выяснилось, Шоммер проживал здесь временно, переоборудовав под мастерскую кухню. Владелец квартиры, художник Эндре Чорбан, уехал на два года в творческую командировку за границу и квартиру сдал Шоммеру, который имел постоянную прописку по улице Авроры. Кстати, он не художник, а фотограф или фоторепортер, как указано в домовой книге.
Никто не вышел открыть дверь на звонок, хотя сквозь замочную скважину проникал электрический свет. Управдом хотел, было пойти за слесарем, но Еромош легко открыл дверь отмычкой. Она оказалась закрытой только на внутренний замок. В квартире никого не было.
- Тут кто-то уже побывал,- произнес Раудер. Келемен кивает головой - конечно, кто-то был.
- Что-то искали. Только что? - спрашивает Еромош.
Посреди комнаты - огромная квадратная тахта, накрытая покрывалом цвета тигровой шкуры, на тахте фотографии нагих женщин в различных позах. В ворохе фотографий - орудия труда фоторепортера: объективы, лупа, два фотоаппарата, пустые кассеты. Дверцы резного комода распахнуты, ящички выдвинуты. На полу валяется бумага, кассеты. Шкаф тоже открыт, на вешалке висит один мужской костюм, и еще два лежат на полу. Мужское белье - рубашки, носки, спортивные брюки, пуловеры, носовые платки - выброшено из ящиков. В углу три осветительных рефлектора, на стене под потолкбм. подвешены еще два. Почти под самым потолком комнату опоясывает оборчатая драпировка. Сипек заглядывает под драпировку.
- Скрытая фотокамера! Еще одна! - восклицает он. В углах за драпировкой - три фотокамеры.
Книги сброшены с книжных полок на пол. В ванной комнате опрокинута огромная плетеная корзина для мусора.
На находки Сипека никто не обращает внимания.
Келемен, Раудер и Еромош стоят у тахты и рассматривают фотографии- Еромош держит их в руке, завернутой белым носовым платком, и одну за другой откладывает в сторону. Сто - сто двадцать фотографий. Красивые нагие и полунагие молодые женщины. По два-три кадра с каждой модели. Две известные молодые артистки. Еромош называет их имена. Раудер кивает головой. Две фотографии Вильмы Хуньор и только одна - Эдит Чаус.
- А это дочь Балог, сестры Хуньора,- говорит Еромош.
Все узнают трех танцовщиц из театра оперы и еще одну танцовщицу из ночного клуба. К ним подходит Сипек. Тишина, слышен лишь шелест перекладываемых Еромошем фотографий.
Раздается голос Раудера, бесцветный приглушенный голос:
- А это моя племянница…
Все молчат. Еромош неторопливо кладет и эту фотографию к остальным. Потом поднимает голову, оглядывает комнату, кивает головой и продолжает перекладывать фотографии.
- Что ты ищешь? - спрашивает Сипек.
- Атрибуты художника. Они там.
На маленьком столике действительно стоят несколько кувшинов в кистями. Тут же палитра, тюбики с масляной краской. Рядом - мольберт, накрытый полотном. Сипек подходит к нему, снимает покрывало.
Трое смотрят в его сторону.
- Эскиз,- говорит Сипек.
На полотне - незаконченная натура. Лицо женщины не выписано, волосы обозначены контутэом. Основной тон картины - зеленый.
Сипек трогает пальцем краски, затем опускает покрывало.
- Краски сухие,- говорит он.- Совершенно сухие.
- Так, все это нам знакомо. С этим мы когда-то уже имели дело,- замечает Еромош, кивая на фотографии.
Толстую стопку фотографий он перевязывает носовым платком и кладет в емкий портфель, который прихватил с собой.
В душе Сипека проснулся придирчивый, страж закона:
- Но в этом ведь нет ничего противозаконного или преступного!
- Нет ничего. Конечно, ничего нет, товарищ Сипек. Это мы знаем.
Голос Келемена звучит спокойно и даже безразлично, без какой-либо нотки назидания.
- Однако элемент преступления есть,- замечает Раудер,- только мы пока еще не знаем, где он.
Раудеру, должно быть, неловко, ему кажется, что все сейчас думают о его племяннице. Откровенно говоря, всем неловко, думает Кеяемен. По крайней мере, он озадачен не менее Раудера. Возможно, он старомоден, но он рад, что у него сын. Особенно ясно он почувствовал это, когда увидел фотографию нагой дочери Хуньора. По-видимому, это у него уже врожденный рефлекс. У молодежи совсем иной образ мышлении.
- Мне, по крайней мере, пока не ясно,- говорит Еромош,- какое отношение имеет этот Шоммер к убийству Хуньора.
«Голова у меня тяжелая. Насморк. Я теряю логическую нить своих построений. Еромош, наверное, прав, у него голова свежая», - размышляет Кеяемен, затем спрашивает:
- Есть у кого-нибудь лупа?
Раудер достает из кармана маленький изящный кожаный футляр, открывает его и протягивает Келемену лупу.
Келемен идет в ванную. Здесь он приметил две пары ботинок. Перевернув ботинки подошвами к свету, он внимательно рассматривает их через увеличительное стекло. Черные ботинки итальянского производства, с резиновой подошвой вызывают у него подозрение. К подопве будто пристали какие-то крупицы. Он достает носовой платок и снимает их. Они падают на ладонь. Под сильным светом лампы Кеяемен рассматривает их через лупу.
- С толя? - спрашивает Еромош.
- Кажется, да. Посмотрим, что это за крупицы. Впрочем, с толя или нет, сказать трудно. Это можно установить только путем лабораторного анализа. Да и. то возможна случайность.
Бела Келемен испытывает горделивое чувство. Он доволен Еромошем, выросшим под его крылом, доволен тем, что тот понимает каждое его движение.
Крупицы он заворачивает в листок, вырванный из блокнота, и кладет в карман,
- Ну что ж, пожалуй, пойдем. Если Эдит Чаус сказала правду и ее показания совладают с докладом Шомфаи, то эта квартира пустует со вчерашнего вечера в таком виде, с включенным светом. Шоммер дома не ночевал. А если свет оставили те, кто опередил нас, то они покинули квартиру, по-видимому, до десяти часов вечера.
- Да, вполне вероятно,- говорит Раудер, пряча в футляр лупу.
- Если окажется, что крупицы действительно с того рулона, что стоит у двери летней кухни, то Шоммера и Эдит Чаус можно основательно подозревать в убийстве Хуньора. Если нет, то поиски надо продолжать. Мне кажется, что это обычное примитивное убийство, правда хорошо запутанное.
Келемен не замечает, что он, по существу, взял на себя руководство расследованием, будучи на бюллетене. Раудер не выказывает никаких признаков обиды. А ведь официально расследование ведет он. Привычка. Но вот Келемен включает внутренние тормоза и искусно возвращает руль управления Раудеру:
- Я думаю, ты распорядишься взять у них отпечатки пальцев.
- Да, я это сделаю. Я попрошу товарища Салена следовать за мной в Главное управление - надо проверить, размножены ли эти фотографии, или они изготовлены только для личного потребления. Тебя и Еромоша прощу осмотреть квартиру Шоммера на улице Авроры, где он постоянно прописан. Конечно, если ты хорошо себя чувствуешь. В крайнем случае, Еромош может отправиться один. А тебе, откровенно говоря, надо бы в постель.
- Я чувствую себя превосходно. Когда я работаю, то сбываю о болезни. Кстати, прихвати сдобой это и отдай да анализ,- говорит Келемен и передает Раудеру завернутые в бумагу крупицы с подошвы ботинок.
Раудер кидает и кладет сверток в карман.
- Интересно, у Шоммера нет ни одной своей фотографии и ни одной мужской. Все - женские. Хотелось бы взгянуть на этого сердцееда,- смеется Сипек.
- Ты прав,- говорит Еромош.- Действительно странно. Мы даже незнаем, как он выглядит. Встретишься на улице нос к носу - и не узнаешь.