- Может быть, это только выражение лица.
- Стерва, должно быть. Но хороша.
В это время предмет их обсуждения спокойно шествовал рядом с Эркюлем Пуаро. Розали Оттерборн играла ручкой зонтика и, действительно, выражение ее лица точно соответствовало определению Тима - оно было кислым и упрямым. Она сдвинула брови и печально опустила углы губ.
Они вышли за ворота и пошли в тенистый городской парк. Пуаро весело и беззаботно разговаривал с девушкой, подтрунивая над нею. Он был одет в тщательно отутюженный белый шелковый костюм, в панаму и помахивал легкой резной тросточкой с янтарной ручкой.
- Я очарован, - говорил он, - эти горы, солнце и лодочки на реке. Да, жизнь прекрасна.
Он помолчал и вдруг обратился в ней.
- Вы не согласны со мной, мадемуазель?
- Не знаю, - просто сказала Розали.
- По-моему, Асуан довольно унылый город. В гостинице почти пусто. А те, кто есть, все столетние старики, - она замолчала, закусив губу.
- Что ж, - сказал Пуаро с лукавой искрой в глазах, - вы правы, я уже одной ногой в могиле.
- Я совсем не о вас. Простите, это вышло так грубо, - извинялась девушка.
- Ничего, ничего. Вполне понятно, вам нужны люди вашего возраста. Но тут есть один молодой человек.
- Который все время не отходит от своей матери? Мне очень нравится мать, но сын производит впечатление человека высокомерного и тщеславного.
- А я? Вы не находите меня высокомерным и тщеславным?
- Нет, не нахожу.
Ей явно не было до него никакого дела, но это ничуть не беспокоило Пуаро. Он самодовольно объявил:
- Мои друзья считают меня человеком в высшей степени тщеславным.
- Ну что же, - ответила Розали рассеянно, - у них, вероятно, есть для этого основания. К сожалению, меня преступления нисколько не интересуют.
- Счастлив узнать, - торжественно объявил Пуаро, - что у вас на совести нет никакой вины.
На секунду ее угрюмое лицо оживилось, - она взглянула на Пуаро вопросительно. Он, казалось, не заметил вопроса и продолжал:
- Ваша матушка не выходила к завтраку сегодня. Надеюсь, она не больна?
- Ей просто не нравится здесь, - отвечала Розали неохотно, - скорей бы уехать!
- Вы едете в Вади-Хальфа и во второй Катаракт?
- Да.
- Значит, мы едем вместе.
Они вышли из тенистого сада на пыльный берег реки. Зашли в магазин за пленкой для фотокамеры. (Это было целью прогулки.) И подошли к пристани. Огромный теплоход только-только причалил. Пуаро и Розали с интересом разглядывали вновь прибывших.
- Смотрите, сколько народу! - заметил Пуаро. Она обернулась к Тиму Аллертону, присоединившемуся к ним. Он тяжело дышал, как будто очень спешил.
- Обычные туристы, - заметил Тим, указывая на спускающуюся по трапу толпу.
- По-моему, на сей раз более мерзкие, чем всегда, - возразила Розали.
Все трое смотрели на вновь прибывших с высокомерием, с каким старожилы относятся к новичкам.
- Привет, - неожиданно оживился Тим.
- Будь я проклят, если это не Линнет Риджуэй.
Пуаро никак не прореагировал на это замечание. Розали же с любопытством спросила:
- Где? Вот эта в белом?
- Да, и с ней высокий парень. Они спускаются на берег. Видимо, это и есть новоиспеченный супруг. Как же его фамилия?
- Дойль, - сказала Розали,
- Симон Дойль. Об этом писали все газеты. Она купается в деньгах, да?
- Всего-навсего одна из самых богатых невест в Англии, - шутливо ответил Тим.
Они замолчали. Пуаро внимательно всматривался в девушку, о которой говорили его спутники.
- Красавица, - пробормотал он.
- Почему это некоторым дано все на свете, - горько сказала Розали.
Она следила за девушкой в белом, спускающейся по сходням, и на лице ее появилось выражение безотчетной зависти и злобы.
Линнет Дойль держалась так изящно и непринужденно, будто вышла на сцену, словно была знаменитой актрисой. Богатая и прекрасная светская дама во время медового месяца. С легкой улыбкой она обернулась к высокому мужчине, сопровождавшему ее, и что-то проговорила. Он ответил ей, и звук его голоса показался Пуаро знакомым. Глаза Пуаро загорелись, а брови сдвинулись. Молодая пара прошла мимо. Он услышал, как Симон Дойль сказал жене:
- Все уладится, голубка. Не волнуйся, дорогая.
Он смотрел на нее покорно и восторженно. Пуаро задумчиво всматривался в это загорелое лицо с синими глазами и простоватой мальчишеской улыбкой.
- Повезло черту, - заметил Тим, прерывая молчание, - такие деньги без аденоидов и плоскостопия в придачу.
- Они так безбожно счастливы, - сказала Розали, не скрывая зависти, и вдруг добавила так тихо, что Тим не услышал:
- Это несправедливо.
Пуаро в этот момент сосредоточенно думал о чем-то своем, он недоуменно хмурился, но последняя фраза Розали отвлекла его, и он быстро взглянул на нее.
- Мне нужно купить кое-что для мамы, - сказал Тим, приподнял шляпу и удалился.
Пуаро и Розали медленно направились к отелю.
- Так вы считаете это несправедливым, мадемуазель? - вкрадчиво произнес Пуаро.
Она сердито вспыхнула.
- Не понимаю, о чем вы.
- Я только повторил ваши слова, да, да, это ваши слова.
Розали пожала плечами.
- У нее всего слишком много. Деньги, красота, фигура и...
Она остановилась, и Пуаро договорил за нее.
- И любовь, не так ли? Любовь? Но откуда нам знать, может быть, он женился ради денег.
- А разве вы не заметили, как он на нее смотрит?
- Разумеется, мадемуазель. Я заметил все, что можно было заметить. Но кроме того, нечто такое, чего вам заметить не удалось.
- А чего я не заметила?
- Я увидел, - торжественно начал Пуаро, - темные круги под глазами девушки и пальцы, сжимающие ручку зонтика с такой силой, что костяшки пальцев побелели...
Розали смотрела на него не понимая.
- Вы хотите сказать?..
- Я хочу сказать - эта леди богата, красива, любима, и все-таки в ее жизни не все в порядке. Я знаю и еще кое-что.
- Ну!
- Я уверен - этот голос я уже слышал когда-то. Голос мсье Дойля, но где, когда - никак не могу вспомнить.
Они подошли к отелю.
- Надо разыскать маму, - сказала Розали и вошла в прохладный полутемный вестибюль.
Пуаро прошел на балкон, с которого был виден Нил. Здесь стояли маленькие столики, накрытые к чаю, но было еще слишком рано. Он постоял несколько минут, любуясь рекой, а затем направился в сад. Под горячим солнцем несколько человек играли в теннис. Он прошел мимо и очутился на крутой извилистой тропинке. Здесь-то он и наткнулся на девушку, которую видел в ресторане ";Шезматант". Он узнал ее сразу. Ее лицо в тот вечер навсегда запечатлелось в его памяти. Теперь выражение этого лица было совсем иным. Она побледнела, похудела и казалась усталой и удрученной. Он отошел в сторону и незаметно стал наблюдать за ней. Она нетерпеливо постукивала по земле маленькой ножкой. В ее темных горячих глазах было страдание и подавленное торжество. Она смотрела вниз, на реку, где скользили прогулочные катера. Лицо - и голос. Он вспомнил и то и другое. Лицо этой девушки и голос, который он слышал только что, голос молодого супруга...
И тут же, в тот самый момент, пока он незаметно наблюдал за маленькой девушкой, разыгралась следующая сцена грядущей драмы. Послышались голоса, девушка встала. По тропинке спускалась Линнет Дойль с мужем. Линнет казалась спокойной и счастливой, напряжение исчезло.
Девушка сделала два шага вперед, и те двое замерли пораженные.
- Привет, Линнет, - сказала Жаклина де Бельфорт, - а вот и я. Что ж, мы так и будем без конца натыкаться друг на друга? Привет, Симон, как дела.
Линнет Дойль с легким криком спряталась за скалу. Добродушное лицо Симона исказилось от злобы. Он двинулся вперед, как будто хотел ударить девушку. Она быстро обернулась, показывая на Пуаро. Симон тоже обернулся.