— Это как-то связано с передачей, — наморщила лоб Лизавета и тут же перебила сама себя: — Извини, я говорю глупости. Но все слишком нелепо.
— Связано. Можно к гадалке не ходить. Именно из-за этого интервью убили Кастальского и Локитова.
— Почему тогда меня не убили?
— Потому что промашечка вышла. Они считали, что ликвидация участников поможет спрятать концы в воду. Но интервью выплыло опять, у тебя. Теперь им не хочется рисковать. Они ищут третью силу, которая возродила угрозу из пепла и небытия. Ведь есть третья сила?
— Ты имеешь в виду этого «просто Павла»?
— Разумеется. Смотри. — Саша уселся рядом с Лизаветой и с блаженным вздохом вытянул ноги. — Не понимаю, как кавказцы могут часами сидеть на корточках… Так вот. Ладно, твое сотрудничество с этим рьяным опером — это чистая самодеятельность. Но потом на тебя выходят какие-то люди. Люди влиятельные и информированные. Они вычислили тебя, которая охотно впуталась в это дело. Они подсунули тебе информацию, профессиональную информацию, как справедливо заметил твой оперативник. Потом всучили кассету. И тоже на высоком профессиональном уровне. Ты делаешь все, что они хотят, и при этом не знаешь ничего. Ни одного имени, ни одного адреса или номера телефона. Вот такая картина маслом. Теперь тебя здесь начнут терзать, а ты молчать будешь, как сальвадорская партизанка. Просто потому, что нечего сказать.
— Им же кассеты нужны, — слабо улыбнулась Лизавета. — Где они, я знаю.
— Некоторые из них. Что ты ответишь, когда спросят, откуда интервью?
— Придумаю что-нибудь… — Девушка опять улыбнулась, улыбка получилась вялая, испуганная.
— Непросто врать людям, которые, приглашая на беседу, дают понюхать хлорэтил, а вместо приемной у них бетонный мешок с решетками. Так что давай прикинем, что, кому и как говорить… — Саша замолк, настороженно прислушиваясь. — Кажется, шаги, — и перешел на шепот, — ты ничего не знаешь, кассету нашла в архиве Кастальского. Меня наняла случайно.
Щелкнул замок. На пороге возник могучий мужик. Плечи — сажень, руки из-за бицепсов торчком стоят, прическа почти под ноль, только на узенький лобик струится жиденькая челка. Спортивный костюм «Рибок». Малиновый. На шее цепь, в руке — радиотелефон. Он был такой типичный, что Лизавета фыркнула. И почему-то перестала бояться.
— Чего пялишься? — неожиданно засмущался качок.
— Нет, что вы, ничего, — Лизавета машинально обращалась на «вы».
— Ладно, на выход.
Саша встал и помог подняться Лизавете.
— А ты сиди!
Девушка запахнула куртку и протиснулась в дверь.
Саша Смирнов сидел на Лизаветиной кухне. В изящных чашках стыл чай, бабушка Лизаветы, со строго поджатыми губами, — напротив, а кот куда-то спрятался.
— Значит, это ее сережка. Вы уверены?
— У Лелечки были такие. А в чем, собственно, дело?
— Если б я знал, если б я сам знал. Она вам что говорила? Когда обещала вернуться?
— Утром. Да вы пейте чай. Лелечка иногда задерживается.
— А ей кто-нибудь звонил?
— Вчера множество народу.
— А сегодня?
— Звонил какой-то мужчина. Почему-то не представился.
— Секундочку. — Саша Смирнов потянулся к телефону. — Привет, слушай у меня отгул есть… Помнишь за тот рейд. — Невидимый собеседник, судя по всему, страдал провалами в памяти, Смирнов злился. — Нет, ты так ему и передай, а погромом у «Горьковской» я займусь завтра. Ничего там не случится… Потерпят до завтра. Не первый раз поджигают. Они сами лучше знают, кто и за что… Тогда скажи, что я заболел, мне стало тошно… Уф. — он швырнул трубку. Поймал недовольный взгляд Лизаветиной бабушки и со вздохом исправил ошибку — снова поднял трубку и вернул ее на место бережно и аккуратно.
— Мария Дмитриевна! У меня к вам просьба. Вы только не беспокойтесь… Хорошо?
— А почему я должна беспокоиться? — Лизаветина бабушка славилась выдержанным, даже стойким характером. Саша Смирнов об этом не знал. Она часто волновалась по пустякам. Зато подлинные беды Мария Дмитриевна встречала мужественно.
— Вы только не переживайте. — Саша Смирнов психологию учил в милиции, где высшим пилотажем считалось убедить клиента в том, что он вовсе не пострадал или пострадал существенно меньше других, а посему повода для официального заявления не имеет.
Та же Лизаветина бабушка, приди она к Саше, не дождавшись внучки с работы, выслушала бы приблизительно такой набор аргументов: девушка могла отправиться по магазинам, могла пойти в гости к подруге, могла заночевать у мужчины, а не позвонила, не предупредила потому, что забыла. Раньше никогда не забывала? А сейчас забыла. А еще она могла уехать в другой город, тоже в гости. И очень может быть, вернется не скоро. Так что приходите через три дня. На этот раз оперативник Смирнов забеспокоился сам.
— Вы не волнуйтесь, может, оно все обойдется, может, я преувеличиваю…
— Что вы преувеличиваете, голубчик?
— Мне кажется, Лизавета попала в беду. Но я постараюсь сделать все, чтобы ее выручить.
— В беду… — с сомнением протянула бабушка, милицейская психология работала наоборот, — с чего вы так решили?
— Я поджидал ее у студии, а потом вот — сережка.
Тут Мария Дмитриевна и вовсе успокоилась. Ускользать от докучливых поклонников Лизавета умела блистательно. И проделывала такие трюки довольно часто, несмотря на бабушкины советы.
— Сережка действительно похожа… У вас чай остыл. Может, бутербродик?
Саша кивнул и принялся размышлять, как он может добиться желаемого результата, не ввергая старушку в панику. Придумалось не сразу.
— У вас есть параллельный телефон?
— Да, конечно.
— Вы не будете возражать, если я буду слушать, кто звонит.
— То есть как слушать? — Седые брови поползли наверх. — Мне сдается, что это… не совсем принято…
Саша несколько оторопел от странного речевого оборота.
— Поймите. Может позвонить один человек. Он и только он может хоть как-то помочь, если с Лизаветой что-то случилось. Я сам пока не знаю, как его узнать. Я никогда его не видел, не слышал его голоса. Но вычислить его следует непременно. Смотрите, — Саша старался говорить быстро, дабы Мария Дмитриевна опять не перебила его со своими высокопарными сомнениями, — вы должны беседовать со звонящими как можно дольше, пробовать выяснить имя и так далее. — Что «так далее», Саша сам толком не знал. — Где второй аппарат?
— Почему бы вам самому не… — Договорить Мария Дмитриевна не успела, зазвонил телефон. Старая женщина, Саша вдруг заметил, насколько не подходит к ней жалостливо-заунывное «старушка», секунду помедлила. Потом царственным жестом указала ему на красную трубку и уплыла в комнату.
Саша схватил телефонную трубку, как только послышалось величественное «аллоу».
— Доброе утро, Мария Дмитриевна. — Приятный, чуть глуховатый баритон. Мужчина. Но знает имя-отчество Лизаветиной бабушки. Вряд ли это «просто Павел». — Лизавета дома?
— Нет, Василий Петрович, ее нет. Может быть, что-то передать? — Василий Петрович, главного кажется, так зовут.
— Скажите просто, что я звонил. Как здоровье?
— Если не считать, что мне уже восемьдесят восемь, то все в порядке.
— Ни за что бы не дал больше семидесяти, — галантно усмехнулся баритон и столь же галантно распрощался.
— Из редакции? — строго спросил оперативник Смирнов, едва Мария Дмитриевна появилась на кухне.
— Да, — последовал сухой ответ. Смирнов не расстроился, ответа он добился, добился и разрешения слушать телефонные разговоры. А устаревшие представления о приличиях его не касаются.
— Можете в комнате посидеть, мне обед готовить надо. — Старая дама попробовала еще раз выразить милиционеру свое неодобрение. Но, видимо, в этой организации служащим выдают специальный состав для дубления собственной кожи.