Лидия оглядела ряды уходящих вверх деревянных скамей. Сегодня зал был полон. Лидия вспомнила, как сама сидела на краешке скамьи, пристроив на колени дорожный секретер и вытянув шею, чтобы не пропустить ни слова. Ее доброе сердце разрывалось при виде несчастных, которые один за другим проходили перед ними во имя науки; такие занятия казались Лидии каким-то чудовищным представлением. Но в глазах ее преподавателей клинический диагноз имел первостепенное значение. Они еще помнили, что совсем недавно медицинскую степень можно было получить, не прикоснувшись к пациенту, даже не осмотрев его. Студентки покупали билеты на лекции своих любимых преподавателей, в числе которых Лидия с удивлением обнаружила себя.
Она произнесла: “Доброе утро”, и шум улегся. Зашуршала бумага, студентки приготовились конспектировать. Лидия оглядела море внимательных лиц и заговорила:
— Сегодня мы будем обсуждать следующий случай: женщина тридцати семи лет, прогрессирующая одышка, распухшие ноги. Наша пациентка — молодая мать, которая заметила эти симптомы после рождения шестого ребенка.
Боковая дверь открылась, и ввели пациентку. Студентки притихли, глядя, как женщина с трудом идет к кушетке; пациентка напряженно, со свистом, дышала, каждый шаг давался ей с трудом. Она опиралась на палку и время от времени останавливалась, чтобы сделать несколько прерывистых вдохов. Светлые волосы, стянутые в пучок, серебрились ранней сединой. Женщина была невысокой, но из-за задержки жидкости казалась неправдоподобно круглой. Лицо отекло, распухший живот подпирали две толстые, неуклюжие ноги. Лидия оглядела слушательниц: на лицах, полных жадного внимания, жалость мешалась с завороженностью. Ничто не могло сравниться с жизненной драмой, описание болезни в учебнике не способно заменить наглядный опыт — видеть и слышать больного, касаться его. Лидия показывала все недуги — волчанку, паралич, чахотку, — от которых страдали мужчины и женщины любого возраста, однако самое сильное впечатление производили на слушательниц именно молодые пациенты.
Лидия подошла к пациентке и, глядя ей в глаза, взяла ее за руку. Перед лекциями она не один час готовилась сама и объясняла больным, чего ожидать, — так она успокаивала их. Эту пациентку Лидия подготовила так же старательно. Объявив имя — Кэтрин Портер, — Лидия перечислила условия, в которых жила и работала эта довольно молодая, немногим старше иных слушательниц, женщина. Они должны понимать, что перед ними не подопытный образец, что человеку нужна немалая отвага, чтобы явить свою немощь целому залу незнакомых людей. Миссис Портер, одетая в халат, под которым была хлопчатобумажная фуфайка, заговорила тонким, еле слышным голосом.
Студентки вытянули шеи, чтобы разобрать ее слова.
— Когда родился малыш, я совсем расхворалась, но такое и раньше бывало, — говорила миссис Портер. — Об остальных тоже надо было заботиться, я и решила не обращать внимания на слабость, а там, глядишь, и полегчает. Лихорадка прошла, но у меня начались приступы. Я тогда уже вернулась на фабрику, и мне приходилось прерывать работу, чтобы дух перевести. Управляющий был недоволен. По ночам я тоже задыхалась. Лежу — и чувствую, как грудь мне давит, пройду несколько шагов — и начинается. — Миссис Портер остановилась, чтобы отдышаться.
Окон в зале не было, и между пятен света, изливавшегося из газовых рожков, собиралась тьма, похожая на углубления в стенах.
— Работу на фабрике пришлось оставить. Ноги у меня так распухли, что я с трудом ходила. Сидела дома весь день, даже ради детей не вставала.
Лидия сделала шаг вперед, ободряюще сжала плечо женщины и заговорила:
— Когда миссис Портер впервые пришла на обследование в диспансер, она жаловалась на одышку, которая все усиливалась, и на отекшие ноги. Вы уже знаете ее историю. Какие вопросы вы могли бы ей задать?
Воцарилось неловкое молчание. Будущие врачи еще не привыкли к диалогу. К тому же они ожидали, что их станут учить, но Лидии не хотелось зудеть им в уши. Ей хотелось, чтобы они задавали вопросы.
Наконец одна из слушательниц отважилась — в заднем ряду поднялась рука.
— Как именно проявился ваш недуг после рождения ребенка?