Я верю, что былинка травы не меньше звездных путей,
И что лягушка шедевр, выше которого нет,
И что черника достойна на небе быть украшением гостиной [14].
“Какая торжественная похвала красоте природы! Разве с ней что-нибудь сравнится?” — подумала Лидия. Она опустилась на колени перед камином и поворошила затухающие угли. С каким удовольствием она устраивала свое гнездо! Она тщательно отбирала рисунки и книги, расплачиваясь за них самостоятельно. Независимость защищала Лидию, как латы, но вдруг эта броня отделяет ее от ее же чувств? Главным для Лидии стала потребность защититься от пережитой в детстве катастрофы. Обещание, которое она когда-то дала матери, и сейчас руководило ее жизнью.
В воспоминаниях было мало утешения. Вот они с матерью сидят в тесной комнатушке, тускло мерцает свеча. Лидия словно заново ощущала усталость тех дней, ведь когда привычный ход вещей нарушился, жизнь Лидии стала бесцельной. Она поступила работать на фабрику. Нужда в деньгах была такой жестокой, что Лидия готова была уступить, сдаться перед тяжкой необходимостью выживать. Она сказала матери, что хочет бросить учебу. В полумраке комнаты профиль матери походил на очертания статуи. Она с трудом дышала — горе взяло с нее непосильную пошлину, сделало физически слабой. Но сил на жестокий спор с Лидией у нее хватило.
— В твоей жизни будут и другие дни. Не позволяй страху стать твоим советчиком, — страстно, как всегда, говорила мать.
Лидия мало знала о юности матери, о ее надеждах. В детстве она, простодушная, ни о чем подобном не спрашивала. Но в горе и лишениях отчетливее проявилась сила материнского характера. Они вели бухгалтерские книги — формально считалось, что это забота брата, но именно мать показала себя опытным счетоводом. Деньги мало-помалу накапливались, и наконец семья смогла расплатиться с кредиторами.
Лидия закрыла журнал и положила его на деревянный ящичек с прозекторскими инструментами. Конспект был готов. Завтра они с Харланом проведут первое в этом семестре лабораторное занятие по топографической анатомии для новых студенток. Она живо помнила ту смесь беспокойства и возбуждения, которую сама испытала, впервые попав в анатомичку. Это было очень личное, торжественное переживание: она помнила уроки независимости, преподанные матерью, помнила, как твердое намерение преодолеть обстоятельства позволило ей стать врачом. Может быть, решительность Анны тоже была следствием того, что девушка потеряла мать?
Лидия смотрела, как угасает огонь, смотрела на изменчивые тени на стене. Смотрела, пока ее не сморил сон.
[12] Spruce — ель, pine — сосна, chestnut — каштан (англ.).
[11] Уильям Пенн (1644—1718) — английский аристократ, квакер-пацифист, автор книги “Без креста нет короны” (написанной во время заключения в Тауэре), основатель Филадельфии.
[14] Пер. К. Чуковского.
[13] Романы Джорджа Элиота, Энтони Троллопа и Чарльза Диккенса.
[10] Джозеф Листер (1827—1912) — английский хирург, основоположник хирургической антисептики.
[9] “Спаситель матерей” Игнац Филипп Земмельвайс (1818—1865) — венгерский врач-акушер, хирург-гинеколог, установивший причины родильной горячки. Один из основоположников антисептики.
8
Студентки сбились в стайку в небольшом кабинете перед главной анатомической лабораторией и, тревожно переглядываясь, ожидали инструкций. В помещении с толстыми стенами было сыро, будто в подземелье, в воздухе висел резкий запах формалина. Длинные фартуки полностью закрывали платья. Одна из четырех студенток отчетливо побледнела, другая то и дело оттягивала накрахмаленный белый воротничок — ей не хватало воздуха.
Почти всем им предстояло увидеть мертвое тело впервые в жизни. Однако Лидия подозревала, что девушек пугает не вид распростертых на столе останков. Источником страха были жуткие молчаливые наблюдатели, кошмарная публика, смотревшая на них с немым осуждением. На полках, вытянувшихся вдоль стен, помещались самые разнообразные черепа, пристально взиравшие на живых темными дырами незрячих глаз. В кабинете была собрана мрачная библиотека memento mori — черепа всевозможных форм и размеров. Одни оставались гладкими и нетронутыми, другие разрушила болезнь, сделав их поверхность пористой, как губка, осколки кости торчали, как зубья пилы. Под черепами хранились другие кости, давным-давно разлученные с обладателями: лучевые и локтевые, большие и малые берцовые, шаровидные суставы, а также бедренные и плечевые кости, ключицы и ребра. Все они были аккуратно снабжены ярлыками, готовые к осмотру. Во многих имелись круглые отверстия от пуль, другие, перепиленные посредине, являли собой свидетельства ампутации. Время смягчило жестокий облик смерти, придав отдельным костям гладкость и белый блеск.