— Успокойтесь, сэр, я должен записать, как вас зовут и где вы живете, — начал было дежурный.
— “Успокойтесь”! — воскликнул Логан. — Как тут успокоиться, когда труп женщины лежит у всех на виду! — Тут он увидел Дейвиса, который как раз обходил стол. — Наконец-то начальство.
Дейвис умоляюще вскинул руку:
— Поймите, сэр, мы должны следовать процедуре. Расскажите, пожалуйста, что вы видели.
— В реке мертвая девушка. Я нашел ее на берегу Скулкилла, в Виссахикон-крик. Вытащил из воды. С полчаса назад, не больше. Она утонула, — зачастил капитан Логан.
Появился Фолькер.
— Нельзя терять времени! — сердито сказал Логан. — Идемте немедленно.
— Море взволнованное, которое не может успокоиться [3], — заметил Фолькер. — Что ж, ведите нас.
[3] Исаия, 57:20.
3
— Ба, да это Харлан Стэнли! Ну как, успешно учите юных леди шинковать покойников?
Голос прозвучал так громко и неуместно, что кое-кто из собравшихся в фойе Академии музыки обернулся.
Был вечер вторника; в свете газовых рожков фойе казалось призрачным, словно во сне. Слышался сдержанный говор светских дам, их шелковые платья шуршали по ковру. Мужчины были во фраках, там и сям поблескивали то цепочка золотых карманных часов, то булавка в галстуке. В главном зале сцену украшал позолоченный просцениум с портретом Моцарта, по обе стороны от которого расположились олицетворения Поэзии и Музыки. Вдоль стен полукружьями тянулись ярусы лож. Академию открыли в 1857 году, архитектор Наполеон Лебрун взял за образец интерьеры миланского Ла Скала как дань уважения европейским пристрастиям публики. С тех пор в Академии проводили лекции и общественные собрания, она видела даже Национальный съезд Республиканской партии. Но сегодня вечером это место, исполненное музыки, было особенно прекрасно, сегодня давали Бетховена и Брамса — роскошная программа.
Мясистая ладонь доктора Джозефа Бледшо шлепнула Харлана по плечу и крепко сжала его.
— Как дела, дружище? Надеюсь, медички вас не обижают?
— Неплохо, — ответил Харлан. — Дел, как всегда, много. А у вас?
— Не жалуюсь. Учим лучших студентов в лучших условиях, за что спасибо Пенсильванскому университету.
— Вы знакомы с моим другом, доктором Лидией Уэстон? — спросил Харлан.
Бледшо молча, с пренебрежительным видом взглянул на Лидию.
— Не знаком, — сказал он и кивнул ей.
Джозеф Бледшо был одним из самых неутомимых критиков Женского медицинского колледжа. Он без устали писал о предполагаемой некомпетентности врачей-женщин, подкрепляя свою точку зрения соображениями о том, что слабый пол подвержен истерии и оттого не способен выдержать тяготы медицинского образования. Лидия слышала о нем — доктор Бледшо славился как выдающийся хирург с практикой, на которой он разбогател. Тридцать лет назад они с Харланом были соучениками по медицинскому колледжу, однако больше ничто их не связывало.
Бледшо приблизил свое лицо к Харлану, обдав того резким запахом виски.
— Столько лет прошло, а я все еще поражаюсь, что ты разменял на пустяки такую карьеру, — сказал он.
Лидии стало любопытно, что думает Харлан. Оскорбление, казалось, почти не задело его.
— У каждого из нас свой путь, и мы должны по мере сил следовать ему. Передай привет Мэриэнн и детям.
— А ты от меня — Антее.
Говорить больше было не о чем, и Бледшо ретировался в толпу.
Харлан повернулся к Лидии:
— По-моему, мы заслужили еще по бокалу.
В открытые на Броуд-стрит двери вливался прохладный вечерний воздух, и дышать в густом сигарном дыму становилось легче. До Лидии доносились приятный перезвон бокалов в буфете и гул голосов, который то нарастал, то становился тише.
В Харлане было чуть больше шести футов росту. В черных как смоль волосах пестрела седина, а костюм из тонкого сукна выглядел столь же свежим, как утром, когда Харлан надел его. Однако импозантная внешность не вязалась с добросердечием Харлана. Профессор хирургии и анатомии, один из старейшин Женского медицинского колледжа, Харлан, страстный любитель концертов, после дня, проведенного в операционной, искал отдохновения в музыке. Лидия, стоя рядом с Харланом, смотрела, как он не торопясь наливает из графина кларет. Бокал медленно наполнялся темной жидкостью.
— Лидия заботится о тебе куда больше, чем я, — добродушно произнесла Антея Стэнли, присоединяясь к ним в буфете. — Я бы и минуты разговора с этим мужланом не вынесла.
Антея, как и ее муж, была опытным врачом и преподавала в колледже. Маленькая, но с пышными формами, сегодня она облачилась в изумрудно-зеленый шелк. Антея считала, что безупречное чувство стиля — броня, которая пригодится в любой жизненной ситуации. Широкое лицо разрумянилось, из аккуратного пучка выбилось несколько прядей. Лидия отпила вина, и Антея, взглянув на нее, заметила: