— Не упоминала ли она ранее о том, что они с мистером Мильтоном задумали инсценировать нападение? — спросил Карелла.
Не глядя на полицейских, девушка сказала:
— Если вы имеете в виду, не говорила ли Мишель что-нибудь вроде того: «Слушай, завтра вечером Джонни пырнет меня ножом, а потом я получу классную рекламу и стану кинозвездой», — то нет, не говорила. А вы бы стали заранее говорить о таких вещах? — спросила она, обращаясь к Клингу.
— Она говорила вам, что хочет стать кинозвездой?
— Все хотят стать кинозвездами.
«Кроме меня», — подумал Карелла.
— Как вы, возможно, знаете, — сказал Клинг, — мистер Мильтон признался, что он совершил нападение...
— Да, это было во всех газетах и вообще повсюду. Меня от этого уже тошнит. «Любовная история» — хорошая пьеса. Мы не нуждаемся в дешевой рекламе для того, чтобы добиться успеха.
«Но она и не повредит», — подумал Карелла.
— Я полагаю, вам также известно, — продолжил Клинг, — что мистер Мильтон отрицает свою причастность к убийству...
Андреа пожала плечами. От этого движения топ съехал, приоткрывая грудь. Девушка машинально подхватила его и подтянула повыше.
— Что вы хотите этим сказать, мисс Пакер? — спросил Карелла.
— Чем этим?
— Пожиманием плечами.
— Я хочу сказать, что я не знаю, кто ее убил. Это мог быть Джонни, это мог быть кто угодно. А перед этим я пыталась сказать, что никто не любил Мишель. Это грубый факт. Спросите любого актера, любого человека, работающего над постановкой, — ее никто не любил. Она была заносчивой, амбициозной, бездарной сучкой с манией величия, прошу прощения.
«Ну а ты-то как к ней относилась?» — подумал Карелла.
— Когда вы сказали, что Мишель раздражало все...
— Абсолютно все, — сказала Андреа и стрельнула глазами в сторону Клинга. — Пьеса, сцены из пьесы, реплики, ее костюмы, ее мотивация, восход солнца — абсолютно все. Она упорно хотела знать, кто на нее напал! Как будто это имеет какое-то значение. Пьеса Фредди преодолевает неопределенность. Благодаря этому происходит замена жанра, точнее даже — его ниспровержение. Если бы Мишель тоньше чувствовала свою роль, она бы это поняла. Мы ставим не детектив. Это драма о триумфе воли, о прозрении, произошедшем благодаря нападению, почти случайному нападению, которое само по себе вовсе не имеет значения. А Мишель постоянно требовала, чтобы ей сказали, кто именно на нее напал — официант, дворецкий, горничная? Ей-богу, если бы я еще хоть раз услышала этот вопрос, я сама бы ее зарезала, прямо при всех.
— Вы, видимо, хорошо понимаете роль, которую играла Мишель, — проронил Карелла.
— Здесь все дело в своеобразии пьесы, — откликнулась Андреа, адресовав Клингу еще одну улыбку, — в ее внутренней интриге. Мишель играла персонаж, которого в программе называют просто Актрисой. Теперь эта роль перешла к Джози. Это главная роль. Я играю персонаж, которого зовут Дублершей. Ну а дублер должен знать все реплики человека, которого ему, возможно, в один прекрасный день придется заменить в случае болезни, несчастного случая или...
«Или смерти», — подумали оба детектива.
— Таким образом, я не была настоящей дублершей Мишель, но я была ее дублершей согласно пьесе, и знание всех ее реплик и мизансцен является частью моей подготовки к роли.
— К роли Дублерши.
— Дублерши по пьесе.
— Да, по пьесе.
— Ее настоящей дублершей была Джози. Вот потому она и получила эту роль после того, как Мишель была убита.
— А вам никогда не приходило в голову, что эту роль могли получить вы? — спросил Карелла.
Андреа повернулась к Карелле и безразлично взглянула на него.
— Я? — переспросила она.
— Ну раз вы знаете все реплики и мизансцены.
— Конечно, я их знаю, но не настолько хорошо, как Джози.
— Но неужели вам ни разу после смерти Мишель не приходило в голову, что вы можете получить главную роль? Ведь вы же ее знаете.
— Да, мне приходила в голову эта мысль. Но не потому, что я знаю эту роль.
— А почему?
— Потому что я играю лучше, чем Джози.
— Обижены ли вы тем, что роль получила Джози, дублерша, что главная роль перешла к ней? В то время как вы, актриса, играющая самую важную из вспомогательных ролей...
— Конечно, мне обидно, — согласилась Андреа.
— Вас это обидело, — сказал Карелла и кивнул.
— А вы бы не обиделись? — спросила она у Клинга.
— Думаю, обиделся бы, — ответил тот. — Мисс Пакер, мы должны задать вам несколько вопросов. Я надеюсь, вы поймете, что они вовсе не означают, будто мы подозреваем вас в причастности к убийству Мишель Кассиди. Но существуют некоторые рутинные вопросы...
— Вы говорите совсем как Марк.
— Кто такой Марк?
— Риганти. Он играет Детектива в нашей пьесе. Он постоянно говорит нечто подобное.
— Но именно это нам и полагается говорить.
— Я понимаю, — тихо сказала Андреа и снова потупила глаза.
— Тогда не будете ли вы так любезны сообщить нам, где вы были во вторник вечером, с семи до восьми часов? — спросил Карелла.
— Я все думала, когда же вы об этом спросите, — сказала девушка, быстро взглянув на Кареллу. — А то все говорите о том, знаю ли я роль, обижаюсь ли я на Джози...
— Мой напарник уже объяснил...
— Да, понимаю, я вне подозрения. Вы сами в это поверите, когда я скажу, где была в это время.
— И где же?
— На занятиях по аэробике.
— Где? — спросил Клинг.
— А кто из вас Матт? — спросила Андреа. — У Фредди в пьесах постоянно есть плохой коп и хороший коп. Матт и Джефф. Вы их так не называете?
— Где проходили ваши занятия по аэробике? — повторил Клинг.
— Вы должны быть Джеффом.
— Меня зовут Берт. Скажите пожалуйста...
— Очень приятно, Берт. Они проходят в зале на Свифте. Я дам вам их карточку. Вам нужно?
— Да, пожалуйста.
— Во вторник вечером я была там с половины седьмого до без пятнадцати восемь. Потом пошла домой. Можете проверить.
Андреа повернулась к трюмо, взяла сумочку, валявшуюся среди доброго десятка косметичек, пудрениц, кисточек и контурных карандашей, открыла ее, покопалась внутри и протянула Клингу карточку.
— Во вторник занятия вела Кэрол Горман. Только вы лучше сначала позвоните туда, ее не всегда можно застать.
— Хорошо, позвоним. Спасибо вам за...
— Энди?
Повернувшись, они увидели стоящего в дверном проеме высокого парня в фуражке и комбинезоне.
— Простите, — сказал он, — я не понял...
— Входи, Чак, — сказала Андреа. — Ты уже знаком с Маттом и Джеффом?
Мэдден недоуменно посмотрел на девушку.
— Хороший коп и плохой коп, — пояснила она. — Детективы Карелла и Клинг.
— Мы виделись на днях, — сказал Мэдден, — здравствуйте. — Потом он снова повернулся к Андреа: — Эш уже минут десять требует, чтобы ему прокрутили сцену с Дублершей и Детективом.
— А мы ее только что и прокрутили, — вздохнула Андреа.
Работал когда-то в восемьдесят седьмом участке детектив, которого звали Роджер Хэвилэнд. Он перестал там работать после того, как кто-то выбросил его в окно с зеркальным стеклом. Но, прежде чем его настигла безвременная кончина, он как-то заметил: «Мне нравится этот город, когда настает пора снимать пальто».
Конечно же, он имел в виду женщин. Женщины снимают свои пальто, и к черту мужчин! Они с Клингом прогуливались по залитой солнцем Холл-авеню, и Хэвилэнд восхищался девушками, гордо проходящими мимо них. Тогда это действительно были именно девушки, а не женщины. Какие они были гордые и обидчивые! Хотя Хэвилэнд был еще более обидчив. Он принимал на свой счет любой косой взгляд, любую усмешку. В управлении было немало недотрог, но до Хэвилэнда им всем было далеко. Но, как ни странно, в этот прекрасный весенний день Карелле вспомнилась единственная запоминающаяся мысль, когда-либо высказанная Хэвилэндом.