Теперь, сэр, про то, кто еще там был и мог видеть, как у меня забрали рогатку. Теперь мне вспоминается, что мистер Праут стоял на верху лестницы, потому что он что-то сказал миссис Джонсон и дернул меня за ухо, и еще там был кто-то из молодых леди, по-моему, мисс Хартли, она ждала посыльного. А после того как меня послали вниз к мистеру Хорнби, Сэм говорит, подошел мистер Уэддерберн, и они с миссис Джонсон пошутили про все это. Но, сэр, вообще я думаю, что многие могли об этом знать, потому как миссис Джонсон рассказывала об этом в буфете. Она всегда рассказывает разные истории про нас, сэр, потому что думает, что это смешно.
Вот все, что я могу доложить насчет рогатки, сэр. Про все другое я пока не расспрашивал, потому как подумал, что надо это делать постепенно, чтобы никто не решил, что я задаю слишком много вопросов, но я уже придумал, как это сделать.
— Какого черта ты там делаешь, Джо?
Рыжий, слишком увлекшись своим отчетом и забыв присматривать за Бертом, вскинулся от неожиданности и быстро сунул тетрадь под подушку.
— Не твое дело, — нервно сказал он. — Это личное.
— Личное, вот оно что? — Берт скинул с себя одеяло и угрожающе надвинулся на Джо. — Стишки кропаешь? — спросил он презрительно.
— Тебя это не касается, — огрызнулся Рыжий, — отвали.
— А ну, дай сюда тетрадь, — потребовал Берт.
— Не дам.
— Не дашь? Не дашь?!
— Не дам! Отстань!
Дрожащими руками Рыжий снова выхватил тетрадь из-под подушки и прижал к груди.
— Я все равно посмотрю — а ну, отпусти!
Рыжий был крепким для своего возраста парнишкой и смелым, но руки у него были заняты тетрадкой, к тому же Берт имел преимущество в росте, весе и позиции. Завязалась шумная возня.
— А ну отпусти, чертова бычина!
— Я тебе покажу, как обзываться, цыпленок паршивый.
— Ай! — взвыл Рыжий. — Все равно не отдам, не отдам! Я же говорю, это личное!
Бац! Хлоп!
— А ну прекратите! — громыхнул властный голос. — Это еще что такое?
— Уолли, скажи Берту, чтобы отстал от меня.
— А пусть не дерзит. Я только хотел посмотреть, что он делает. Вместо того чтобы дрыхнуть, сидит и стишки кропает.
— Это личное, — не сдавался Рыжий. — Честное слово, очень-очень личное.
— Оставь мальца в покое, — повелительно рявкнул полицейский констебль. — И прекратите шуметь. Разбудите отца — оба схлопочете. А теперь — по кроватям, или я арестую обоих за нарушение порядка. А тебе, Джо, спать положено, а не стихи сочинять.
— Это не стихи. Это кое-что, что я делаю для одного джентльмена на работе, и он велел, чтобы я никому об этом не рассказывал.
— Вот, видишь это? — сказал Уолли Поттс, протягивая огромный начальственный кулак. — Ты сейчас отдашь мне свою тетрадь. Я положу ее к себе в ящик стола и верну тебе утром. А теперь, ради бога, спите оба!
— Только ты не будешь ее читать, хорошо, Уолли?
— Хорошо, не буду, если ты такой конспиратор.
Рыжий нехотя, но рассчитывая на честность Уолли, отпустил тетрадку.
— Вот и хорошо, — сказал тот. — Но если я еще раз услышу тут какую-нибудь возню… Понятно? — И он удалился — гигант в полосатой пижаме.
Рыжий Джо, потирая ушибы, полученные в потасовке, подоткнул под себя одеяло и удобно устроился в постели, мысленно сочиняя новую главу своего нескончаемого ночного повествования, в котором он был одновременно и рассказчиком и героем:
«Избитый, весь в синяках, но не утративший непоколебимой отваги, знаменитый сыщик улегся на соломенном тюфяке в своей кишащей крысами темнице. Несмотря на болевшие раны, он чувствовал себя счастливым, зная, что бесценные документы в надежном месте. Он засмеялся, подумав о сбитом с толку короле преступников, скрежетавшем теперь зубами в своей позолоченной восточной гостиной. «Опять неудача, Соколиный глаз! — простонал злодей. — Но теперь моя очередь!» Тем временем…»