— И что вы собираетесь делать? — полюбопытствовала я.
— Буду писать письмо в Министерство образования. Самому министру.
— Ха-ха-ха, — сказала я. — Как смешно.
— Я не шучу.
— Ну, будет... — успокаивающе проговорила я. — Министру так министру. Только позже. А прежде обсудим кое-что...
Мадам заинтересованно посмотрела на меня. Я не торопилась — надо же было дать ей прочувствовать важность момента.
Я встала, не спеша достала себе чашку, высыпала туда ложку растворимого кофе, залила кипятком из давно бушующего на плите чайника... Затем приглушила радио, из которого все последнее время слышала только о смене премьер-министров и о криминальном прошлом некоторых депутатов...
Мадам молча ждала. Поражает меня ее терпение! Уверена, что она не просто хочет — а жаждет услышать мой рассказ, однако ни за что не подаст виду. Вот будет сидеть так и с легкой улыбкой смотреть на меня...
Во всем надо знать меру. Я отпила глоток кофе и, более не медля, начала повествование о своем расследовании.
— ...и я ушла, а Толя и участковый Вася Алексеев с восхищением смотрели мне вслед. — Так я закончила.
Мадам очень внимательно выслушала меня, но паузу прерывать вроде бы не собиралась.
— Безусловно, — продолжила я, — я с первого взгляда пленила Васю Алексеева. Он смотрел на меня с такой страстью...
— Тоня! — очнулась от своих дум Мадам и укоризненно поглядела на меня. — Дело очень серьезное, так что фантазии пока оставь.
— Ладно. — Я не стала спорить. — Пусть не со страстью. Но кажется, я действительно его пленила. Вы же знаете силу моего обаяния.
— Она велика, — принуждена была согласиться Мадам. — Только давай все же вернемся к делу. Как ты думаешь, кто такой Вэ Жэ?
— Может, Вадя? — предположила я.
— А как его фамилия?
— Жеватович.
— Подходит. Но каким образом он может быть связан с этим мальчиком?
— С этим уродом? А вдруг он его отец? Или дядя? Они даже чем-то похожи...
— Тоня!
— Ладно, ладно... Вадя действительно никак не вписывается во всю историю. Мишу он знал, но у них были чисто творческие отношения. Так по крайней мере мне всегда казалось.
— И мне тоже. Давай пока оставим таинственного Вэ Жэ и вернемся к нашим баранам. Ты говоришь, в тот вечер у Миши, кроме Дениса, были Менро, Линник, Михалев, Пульс и...
— Штокман, Сандалов и Невзорова.
— Невзорова? Кто это?
— Наша актриса. Снимается в главной роли.
— А Штокман?
— Администратор с «Мосфильма». Какой-то давний, хотя и не слишком близкий приятель Линника. Так мне Менро сказал. Кстати, Мадам, вам известно, что Линник был лучшим другом Миши?
— Конечно. Паша хороший мальчик. Он прекрасно поет. Ему надо было в певцы идти, а не в артисты.
— Я слышала, как он поет. Действительно здорово. И песни сочиняет отличные. Только при чем тут Миша?
— Миша тут ни при чем! — Мадам сердито махнула на меня тонкой сухой ручкой. — Не уводи разговор в сторону. С кем из Мишиных гостей ты успела побеседовать?
— Только с Менро.
— Не густо.
— Да я ж работала! — обиделась я. — Вадя и так за эти дни дважды меня отпускал. Галя — его ассистентка — уже на меня волком глядит. Ей же приходится за меня хлопушку держать...
— А завтра ты работаешь?
— Во второй половине дня.
— Прекрасно. Тогда в первой половине посети Дениса и... Ну, скажем, Сандалова. Успеешь?
— Успею. А о чем мне с ними говорить?
— Тоня! Ты же в отличие от меня читаешь детективы — ты должна лучше знать. К примеру, спроси, не случилось ли в этот вечер чего-либо необычного. Не ссорился ли кто с Мишей, не намекал ли на что-нибудь...
— Ясно.
— А сыщиков оставь в покое. Пусть они делают свое дело. Не мешай им.
— Я не мешаю! — оскорбилась я. — Только помогаю! Увидите, Владислава Сергеевна, они без меня не обойдутся. Не пройдет и пары дней, как Сахаров прибежит ко мне и на коленях будет умолять меня...
— Тш-ш-ш... — Мадам улыбнулась. — Допей свой кофе, и я тебя ошарашу.
— Да? Сейчас.
Я быстро допила кофе и выжидательно уставилась на Мадам.
— Денис согласился играть инвалида в фильме Михалева, — торжествующим тоном произнесла она.
— Как? Неужели? — ахнула я. — Но это же отличная новость! Надо ее немедленно обмыть.
— Не время сейчас... — снова нахмурилась Мадам, и я устыдилась.
С Мишиной гибели прошло всего несколько дней, а я уже готова радоваться жизни... Нет, все же эгоизм — худшее, что есть в человеке. Именно от него все беды. Именно он — прародитель всех прочих пороков, то бишь алчности, трусости, сладострастия, зависти и т. п. Мне, видите ли, захотелось света, веселья, благо есть повод... Да, конечно, жизнь продолжается, и все же... И все же...