— Я что хотел спросить, Николай Владимирович, а как вы узнали, что после того вечера я не сразу пошёл домой?
— Вас старичок видел.
— Тот, что с пуделем гулял?
— Тот.
— Нашли все-таки... А я думал, сыщики только в кино такие шустрые...
— Не только. Так как насчет тетки? Неужели совсем ничего вспомнить не можете?
— Ну, высокая. С Пульса почти. Не толстая. Одета просто. Вот и все.
— Ладно, тогда последний вопрос: что вы сказали Климову, когда он принес вам свои рассказы?
Штокман внезапно смутился. Не глядя на оперативника, он поставил сияющую тарелку в сушилку, взял чайник и сунул его под струю воды.
Сахаров терпеливо ждал ответа.
— Я честный и прямой! — неожиданно громко заявил Штокман, возвращаясь на свое место. — И я не могу лгать человеку, даже если он — мой товарищ! Да, Денис мой товарищ, но его рассказы — полная фигня. Имею ли я право при таких обстоятельствах рекомендовать его произведения для издания?
— Кому рекомендовать?
— Лентовичу, редактору «Манго-пресс»... Я его много лет знаю, хороший мужик... Ему было бы очень неприятно мне отказывать, а пришлось бы, потому что нельзя издавать такую чушь. Я пытался объяснить это Денису, но он меня не понял. Я думаю, просто не захотел понять. Молодой, вспыльчивый... Поверьте, Николай Владимирович, я не считаю себя виноватым перед ним. Сейчас не то время, когда нужно было иметь знакомство в издательстве, чтобы тебя печатали. Пиши хорошо — и будут печатать... Вы согласны?
— Не совсем. Есть некоторые нюансы, — уклончиво ответил Сахаров.
Штокман посмотрел на него с подозрением.
— Вы что заканчивали, Николай Владимирович?
— Филологический в педе и Школу милиции.
— Как романтично!
— Не думаю.
— А кто вам доложил, что Денис приносил мне свои опусы?
— Пульс.
— Я этому Пульсу... — Штокман сжал огромные кулаки и скрипнул зубами.
— Не надо, — сказал Сахаров.
— Почему?
— Последствия непредсказуемы.
— Понятно... К сожалению, мне пора ехать на студию.
— Да, конечно. Извините за беспокойство.
Оникс поставил свою чашку в раковину и пошел в коридор.
Прислонившись спиной к стене, Штокман рассеянно наблюдал, как гость одевается. Мысли его, видимо, были заняты тем самым неприятным случаем с Денисом Климовым.
— Вот вы, Николай Владимирович, как относитесь к современной литературе? — спросил вдруг он, явно желая приобрести союзника.
— С интересом.
— Да? И вам нравятся всякие там повесившиеся старички и развращенные школьники?
— Нет, повесившихся старичков я не люблю, — серьезно ответил Сахаров. — И развращенных школьников — тоже.
— Вот! — торжествующе воскликнул Штокман. — А наши современные литераторы только о них и пишут!
— Не только, — сказал Сахаров, берясь за ручку двери. — Еще они пишут о разлагающихся трупах.
Штокман, довольный, расхохотался.
— Но вообще-то, — добавил оперативник, — есть разные писатели. Об этом мы с вами поговорим в следующий раз.
— Непременно! — воодушевленно сказал Виктор Васильевич. — Заходите в гости! До встречи!
— Всего хорошего...
Оникс вышел на улицу. День был светлый, небо серое и чистое. Слабый сыроватый ветер скользил меж голых еще ветвей деревьев, отчего они были недвижны и имели очень мрачный, какой-то неживой вид. Кучки подтаявшего грязного снега лежали по краям тротуара, по ним важно разгуливали вороны, чувствуя себя хозяевами города.
Трясясь и позванивая, к остановке подъехал трамвай. Сахаров вошел, встал у окна на задней площадке. Последний роман Кукушкинса так и не давал ему покоя. Он вспоминал слова Мадам, и теперь, спустя несколько дней, они уже не казались ему плодом маразма старой женщины. В них что-то было. Да, что-то было... Светлый Лик, Лин Во... Или нечто иное, ускользнувшее от его перенапряженного внимания? А может, следует отвлечься на время от романа «Три дня в апреле» и перечитать предыдущие?
Сахаров уже подходил к решению: снова навестить Мадам и спросить ее прямо, что она имела в виду, настоятельно посоветовав ему ознакомиться с творчеством Кукушкинса. Но пока он колебался. Слишком ирреальным представлялся ему этот ход — искать преступника с помощью книжки. Однако же все равно ничего дельного в голову не приходит. Следователь уже по разу побеседовал со свидетелями и сейчас ворошил всевозможные связи убитого; сам Сахаров опросил соседей, участкового Алексеева и по-дружески поболтал с Мишиными друзьями и приятелями. Улик не было никаких. Подозреваемых, в общем, тоже. И хотя у Сахарова на примете имелся кое-кто, он не знал, где искать доказательства против этого человека. Тот был столь же чист, как и все остальные участники данной истории. К тому же вполне могло оказаться, что он такой на самом деле, а Сахаров, обладая бурной фантазией, ошибся.