Утром я приготовила себе завтрак и пошла в комнату одеваться. В этот-то момент кот и прокрался по карнизу к нашему окну, через форточку забрался в кухню и украл мою сосиску. Я не жадная. Если бы вместо кота сосиску украл мой брат Петя (кстати, иногда он так и делает), или его жена Люся (она никогда так не делает), или еще кто-либо милый и симпатичный, я бы ничуть не рассердилась, а пожарила бы себе другую сосиску. Но этот кот... Короче говоря, я издала страшный вопль и кинулась за ним. В форточку я, конечно, пролезть не могла, зато могла выбежать на балкон и попытаться схватить вора за заднюю лапу. Что я и сделала.
Еще бы секунда — и его толстая противная мохнатая лапка была бы в моей руке, но я промахнулась. Кот дернулся, извернулся в воздухе и рухнул на нижний балкон, где обычно гуляла премерзкая болонка. Болонке не понравилось вторжение на ее территорию незнакомого кота, и она принялась лаять как умалишенная, с визгами, подвываниями, вкладывая в свой тоненький голосок истинное страдание и негодование. Кот тоже не остался в долгу и начал орать. Шум поднялся неимоверный. Мой брат Петя выскочил на балкон и посмотрел вниз, после чего, естественно, обругал меня — как будто это я устроила такое безобразие.
Но на этом мои неприятности не закончились. Хозяин кота Валера, продавец из коммерческого магазина на углу нашей улицы, узрев своего любимца на чужом балконе, чуть не упал в обморок. Он вцепился в поручень так, что даже пальцы побелели, и завопил: «Куля! Куля! Домой!» Потом повернулся ко мне и, брызгая слюной, стал обвинять меня в том, что я всю жизнь замышляю убийство его прелестного котика. Надо сказать, что этого котика следовало бы убить за одно только его гадкое прозвище Кулек, уж не говоря об отвратительном избалованном характере. Но я промолчала. Я никогда не связываюсь с Валерой. Зато не стал молчать хозяин болонки.
Он вышел на свой балкон, поднял голову, увидел Валеру, которого не выносил с детства, и издал тихий угрожающий рык. Валера в долгу не остался и тоже зарычал. «Сволочь!» — перешел с баса на фальцет хозяин болонки. «Сам сволочь!» — взвизгнул в ответ Валера. Через секунду они уже бесновались и визжали как резаные. Такого я и представить себе не могла. Орал кот, орал Валера, орала болонка, и орал ее хозяин. Соседи со всего дома выползли на балконы полюбопытствовать, что происходит.
Петя тихо ретировался в комнату, дернув меня за полу футболки. Я хотела было уйти, однако Валера был бдителен и с ходу переключился на меня. Хозяин болонки тоже. Болонка тоже. И кот. Ну а когда другие соседи начали вопить, призывая нас к порядку, я вообще едва не оглохла. К счастью, Петя позвал меня к телефону. Я ушла, а вслед мне несся шквал криков и визгов.
Потом ко мне пришла председательша нашего ЖСК. За ее спиной маячил Валера, но рта не раскрывал, потому что Петя был еще дома. Валера прекрасно знал — на собственной шкуре, между прочим, — что Петя терпит долго, но затем реагирует молниеносно.
Председательша предъявила мне Валерину жалобу. Там было написано, что я систематически преследую его кота, подсовываю ему отравленные сосиски, избиваю его сапогами своего брата и так далее. Все — гнуснейшая ложь. У моего брата нет сапог, только ботинки и туфли, и он никогда не позволил бы мне избивать ими какого-то там кота.
Петя молча вышел вперед, взял у председательши жалобу и закрыл дверь перед ее носом. Потом посмотрел на меня так укоризненно, что мне пришлось потупиться. Именно пришлось, ибо я не испытывала ни малейшего раскаяния и жалела о том лишь, что не успела отобрать у вора сосиску и он уронил ее вниз. Теперь она валялась на козырьке подъезда, недоступная никому.
Петю вполне устроил мой виноватый вид. Он сунул мне жалобу и удалился в комнату. Жалобу я выкинула в мусорное ведро, а сама села на кухне и предалась грустным размышлениям. Мерзкий кот со своим не менее мерзким хозяином вконец испортили мое и без того смурное настроение.
Я подумала, что надо бы сходить к Мадам, но уже опаздывала на съемки, а потому допила свой остывший кофе и пошла одеваться.