– Почему бы и нет? – пожал плечами Андрей. – Сделать это не так уж и сложно. Достаточно сколотить надежную команду, вооружить ее, думаю, для этой цели подойдет старый добрый АКМ, и вперед – брать какой-нибудь Белый дом.
– Браво! Вива цезарь… Только было все это, – ответил Виктор. – И даже ГКЧП. Ну и что они сделали, эти гэкачеписты, чего добились? Не получилось у них ничего, совсем не получилось.
– Конечно… – Андрей вертел в руках стаканчик из-под напитка. – Потому что делали это ГКЧП сплошь старики, и делали по старому октябрьскому сценарию. Вернее, попытались сделать. Ни черта у них не вышло. Но ведь все же был, был момент, когда страна дрогнула, когда она по-настоящему испугалась. Чуть-чуть бы поднажали, и все – страна вновь в ежовых рукавицах.
– А ведь не поднажали. И не только потому, что из них уже песок сыпался, а потому, что ситуация в стране для переворота не была готова. Кое-кто обрадовался. В основном, конечно, старики. Да только, старики перевороты не делают. Перевороты делают молодые и честолюбивые, отвоевывая место под солнцем. А молодые и честолюбивые сейчас в бизнес подались. Перевороты им до лампочки. В основном переворотами бредят сейчас те, кто в бизнесе не прижился, кому тяму для этого не хватило. Вот они и дурят головы старичкам и старухам, которые всю жизнь прожили при советской власти и теперь никак не возьмут в толк, как это получилось, что ими больше не командуют.
Виктор вздохнул, потянулся было за сигаретами, но потом, видимо, вспомнив, что находится в закусочной, вздохнув и, безнадежно махнув рукой, добавил:
– Нет, переворот в такой стране сделать можно только с умом. Это тебе не Чили. Подняли полк и бросили на президентский дворец. Побегал Альенде в каске да ничего сделать не смог. Вот такие дела. Смотри, ведь второй-то раз уж вроде почти профессионалы делали. Руцкой-то – сам афганец. Вроде бы должен уметь воевать. Ан нет. Выскочил в бронежилете, заорал матом, да толку-то один пшик. Положил кучу своих людей и мирного населения и успокоился в «Матросской тишине». Отсиделся, вышел на свободу и теперь совершенно запросто стал народным защитником. Нет, переворот в этой стране сделать трудно, очень трудно. И никакие тут генералы не помогут. Тем более, как оказалось, и воевать-то они не очень-то могут. Ты посмотри, что в Чечне делается.
– И все же что-то сделать можно, – не сдавался Андрей. – Это я не к тому, что хочу, чтобы в этой стране снова воцарился социализм, а к тому, что в принципе, если за дело взяться с умом, то переворот можно сделать в любой государстве.
– Не знаю, вот тут ты, может быть, и прав. – Виктор снова полез в карман за сигаретами и снова передумал. – Ладно, пошли, договорим в машине. Курить охота, спасу нет.
Андрей с готовностью поднялся из-за столика.
– Прямо к Маме?
– Нет, – покачал головой Дегин. – Сначала заскочим ко мне. Есть еще одно мелкое дело. Угу?
– Согласен.
– Тогда машина подана. Прошу кататься.
И он весело подмигнул Андрею.
– Пошли, пошли, – улыбнулся в ответ тот. – Не сменил еще старушку?
– Да нет, пока еще ездит, мне и ее достаточно, – говорил Виктор, вслед за Андреем направляясь на выход. – Сейчас многие норовят на иномарках ездить. Я понимаю: скорость, сервис, престиж. Только торопиться мне пока некуда, в особом комфорте я не нуждаюсь. А престиж? Престиж мой и твой тоже как раз в том, чтобы быть как можно незаметнее. Правильно?
– Правильно, – сказал Андрей. – Только никак я не пойму, почему ты так вырядился. Это что, тоже от нелюбви к престижу?
Они вышли из «Макдоналдса».
– Престиж тут ни при чем, – ответил Виктор. – Просто я решил одеться как раз так, как одеваются люди, как правило, посещающие такие места. Мимикрия называется. Как у хамелеона.
Андрей улыбнулся.
– И все же ты слегка лукавишь.
– Ну, конечно, – ответил Виктор. – Как без этого? Они сели в его не новый, но удивительно опрятный и ухоженный «Москвич».
– Итак, к Маме? – опять спросил Андрей.
– К ней самой, – ответил Виктор. – Только через мою берлогу.
Глава пятая
За окнами машины разматывалась бесконечная лента московских улиц. Виктор курил и помалкивал. Андрей глядел в окно и пытался вспомнить все, что он знал про Маму.
Получалось, что не так уж и много. В основном то, что ему в свое время рассказал Виктор. Ну и, конечно, кое-какие свои собственные догадки. Как без этого? Собственно, догадок было больше, чем фактов.
Звали ее Таисия Васильевна Топоркова. Очевидно, имя при рождении ей давали другое. Очевидно, другое было и отчество, и уж точно фамилия. Однако в данный момент никакого значения это не имело. Она была – Мама, и это говорило о ней больше, чем настоящие имя, отчество и фамилия.