— Вам не показалось странным, что дочь не сказала, куда ушла?
— Я очень рассердился. Но ведь ей уже восемнадцать, она взрослая. В последнее время начала вести себя все более и более независимо. В общем, то, что она так поступила, меня рассердило, но не обеспокоило. Но когда я свернул на кольцевую дорогу, то увидел ее на велосипеде. Она ехала очень быстро и уже свернула на боковую дорогу. Я сразу понял, что произошло нечто плохое. Выглядела она очень напуганной, буквально в ужасе… Некоторое время не могла даже говорить. Я посадил ее в машину и забросил велосипед назад. Хотел сделать круг и отвезти ее домой, и тут Джилл, заикаясь, стала просить меня ехать по другой дороге.
Но я уже увидел велосипед, лежащий посредине мостовой, а потом увидел и Лизу. Конечно, я сразу понял, что она мертва. И понял, почему такое творится с Джилл. Я остановил машину, чтобы проверить, может, Лиза еще жива, и Джилл закричала. Закричала, что убила ее.
Оррин Айвори замолчал, и Хэлфорд подвинул стакан воды немного ближе к нему. Айвори с недоумением посмотрел на стакан.
— Не знаю, — произнес он. — Может быть, мне следовало действовать как-то иначе. Наверное, если бы я… Но самое странное, что я все мгновенно понял: это из-за меня. Поэтому нажал на газ и уехал с того места. Я, конечно, не знал точно, как все произошло, но был твердо уверен, что велосипед Джилл очень важен. Вилка переднего колеса у него согнулась, но ее можно было выправить. Я вспомнил, что у Тимбрука в машине есть брезент. Мы быстро подъехали к его дому и взяли этот брезент, потому что ехать так Саутгемптон было очень рискованно. Велосипед — рядом с задним сиденьем — мог увидеть каждый.
— К тому времени, когда мы доехали до Саутгемптона, Джилл рассказала мне все. В течение последних нескольких месяцев у меня были проблемы с Лизой. Я не считал их серьезными. Эта девчонка вообразила себе черт знает что. Я старался быть с нею добрым, насколько возможно. Старался тактично дать понять, что все ее поползновения становятся уже неприличными. Но куда там… Лиза стала еще настырнее. Однажды она показала мне письмо, которое я написал Тому, и сказала, что передаст его в полицию. В ответ я рассмеялся. Ведь там ничего предосудительного не было. Я и думать забыл о нем. Но она показала его Джилл.
Оррин запнулся. Нетвердыми руками взял стакан, сделал большой глоток и почти умоляюще попросил:
— Хэлфорд, я хочу, чтобы вы поняли Джилл. Она любила нас — Анизу и меня. Мы все трое очень верили друг в друга. Мы считали, что лучше семьи, чем у нас, на свете не бывает… и быть не может. Но между Джилл и мной была особенная близость. Аниза моей работы не понимает. А Джилл понимает… понимала. Иногда мне хотелось, чтобы было наоборот — чтобы она не понимала. Но в душе я всегда гордился ею. И вот этим пониманием мы были по-особому связаны. Вот почему она… — и да поможет мне Бог! — вот почему она это совершила.
Снова начались рыдания. Хэлфорд выключил магнитофон, потянулся за телефоном и вызвал Мауру. С ее появлением рыдания затихли. Она села на стул рядом и положила перед Айвори пачку бумажных носовых платков. Хэлфорд серьезно посмотрел на нее и снова включил магнитофон.
— Почему все-таки вы решили, что для Джилл оказалось необходимым убить Лизу?
Айвори взял платок и вытер лицо.
— Господи, да ведь она была такая неопытная, такая наивная. Она подумала, что это письмо действительно для меня опасно, решила, что я каким-то образом себя скомпрометировал и в письме подтверждается моя связь с террористами. Джилл подумала, что вся моя репутация, вся моя карьера из-за этого рухнут. Оглядываясь назад, я могу понять, почему она так думала. По-моему, когда закончились все эти дела с Томом Грейсоном, ей было пятнадцать. Девочка видела, в какую панику был повержен город, как это отразилось на нас с Анизой. И Джилл почувствовала, что я в чем-то ее предал. Ее и нашу семью. И сочла, что Лиза угрожает нашей семье, что от Лизы исходит опасность. Большая опасность.
— А как вы думаете, Оррин, чего она все-таки больше боялась: того, что вы связаны с террористами, или того, что были любовником Лизы?
Несколько секунд пленка крутилась в абсолютной тишине. Наконец Айвори ответил:
— Я тоже думал об этом. Не знаю. Возможно, это было и так, как вы говорите. Возможно, она решила, что я предал ее и Анизу и тем, и другим способом. Может быть, это и толкнуло ее на убийство.
Он поднял глаза на Хэлфорда.
— Они обе были такие юные. И вот посмотрите, что натворили. — Он устало опустил голову на стол.