Шри Аватара Скорпион
Смерть подстерегает нас вчера
Харе Ницше
Небольшой грибовидный домик из глины и камня, мутные стекла покрыты трещинами, за ними видна рассохшаяся желтая бумага, между рамами обрывки паутины и хлопья черной грязи. Там при тусклом свете керосиновой лампы, среди пляшущих теней, выражая свою признательность одному только hier und jetzt, как птицелов, улыбаясь, глядит за птицей, вглядывается в красивое оперение и выбирает силки, низвергает все противоположности тот, чьи закатные мысли так свободны от ненужной борьбы. Липкая жвачка веры выплюнута на пол и золотой слепок рта всегда, будто только возле слов. Где-то рядом так, чтобы лишь слегка прикасаться к ним никогда не зная, что станет следующим откровением, разрушающим порочный круг желания быть узнаваемо-близким и приносить приятное расслабление. Растопырьте уши во всех трех мирах и слушайте эти правильные вибрации, этот низкий гул добросовестных диких пчел снующих в своем медовом замке. Эти безжалостные мысли, ведущие к падению вверх, они станут лишь компостом, удобрением Мировому древу, корни которого, есть Бытие, ствол - Знание, а крона - Блаженство. Как прекрасна судьба скромного садовника раскрывающего изнанку небрежно подаваемых истин, остающегося в молчании, связывающем сильнее, чем любой разговор. Это пауза между жизнями двух отражений, судьба философа, она отвергает любое самолюбование как тщательно скрываемое самоизнасилование, она не страдает забывчивостью, но ей подчас невдомек и та форма, к которой она вчера стремилась. Там где мыслитель покрывается звериной шерстью и отращивает клыки, защищая все свое вынашиваемое созерцание и поиск различий, появляется и этот господин Никто, он дружелюбен как врач, отворачивающийся от обреченного, мы должны понять его там, где нет никаких следов его миссии. Мы будем знать о нем всегда что-то фрагментарное, какое-то неизвестное начало, элемент пустоты в наших собственных исследованиях. Вера, к которой нас так старательно приковывают цепями, будет наглядным доказательством, надгробным памятником поселившемуся в нас верующему. Ведь Бог создал из мяса, говна и мочи тебя и меня, и красоту внутри нас, и мы пришли и увидели, что он - просто отмазка, предлог и жертва импотенции, мы схватили его за шиворот, требуя сделать красоту внутри нас видимой сквозь слои говна и мяса, но в руках мы сжимали пустую одежду, а Бог, как стало известно из религиозных текстов - он просто улетел. После чего все вопросы о собственности отпали сами собой, и вместо красоты внутри нас мы поклоняемся облепившему нас мясу и говну.
Сатанославие
Дьявол показывал мне кристалл, в котором клубился тот мир, где я живу уже треть века. Кристалл умещался в его ладони, как яблоко в моей. Он был продавцом, а я - покупателем. Дьявол был не прочь, и поторговаться, а я не прочь и украсть. Он мог меня надуть, а я мог в нем усомниться. И едва он отвернулся, я выхватил заранее заряженный шприц и с размаху ширнул его в толстый бугор - ходящую взад-вперед под кожей черепа вену. Он зарычал и повернулся, но тут его мощно приходнуло - ДЕРДЕРДЕРДЕРНУЛО, шваркнуло и отбросило в стену. Я схватил кристалл и побежал домой. А дома, укрывшись от посторонних глаз, нашел на кристалле глубокую царапину, которую дьявол прочертил когтем по моему миру, еще до того, как я его вмазал. Теперь, я - продавец, а он - покупатель.
Рецензия
Признаюсь: мне нужны ножницы. Тлеющая сигарета на фотосессии северной рыбалки, на обтянутой модным платьем фигуре, на футбольном сражении и заложенные взрывные устройства во всех кавычках. Мне нужен аборт. Мне нужна ампутация. Мне нужна передозировка. Глобальнейшее расследование о причинах возникновения Вселенной и всех форм. Родина капканов - это вера, понимаете? Верю, следовательно, забываю - генеалогия снотворных дисциплин, подземное православие, увеличение пропускных способностей непонимания во имя тоталитарного выхолощенного мистицизма. Бог денег держится на вере, или на страхе? Или вера - это просто призрак страха, его злокачественная форма, доходящая до фанатизма и одержимости? Интерпретация. Статус. Дискурс. Терминология. Вот эти вот «слова»: атеизм, богохульство, грехопадение, искупление, покаяние. А вот взрываются кавычки и сыпятся обломки доспехов - клаустрофобия, власть, невежество, манипуляция, контроль. Некрофилия, или страх перед другим? Тюрьма, или невозможность инициации? Самоубийство, или жажда бессмертия? Жертвоприношение, или умственное расстройство? Ересь, или эксперимент? Логика, или система дознания? Восприятие, или имитация? Табу, или отрешенность? Осознание, или дрессировка? На иконе - история правила недовольных сквозь матрицу тюремных решеток, пыточных кресел и виселиц. Внутренняя лаборатория боли, выписанная талантливым эпилептиком. На выходе - энтропия, лекарство - катехизис, надзиратель - и он же, посредник. Кара - почва для шпионажа, спутанный клубок осознанных виновностей. Необходимый минимум дуализма - всевозможные комментарии, адаптации, легализации, мотивации, стандарты и структурированные взаимоисключения. Что такое норма? В целом - маска, в частности стереотипность мышления, а значит лишь отсутствие выбора. Общество нарастает вокруг собственных внутренних запретов, то есть, как принцип управления существует добровольный отказ, а не навязанное согласие. Революция - это отсутствие выбора, а выбор всегда требует осознания. Революция - это вхождение в ограниченное состояние, идеи - это изолента. На выходе энтропия - это отработанное топливо бессловесных функций. Исчезновение может быть переходом на более высокий уровень осознания. Ящерицы отбрасывают хвост, деревья отбрасывают тени, существование отражений дает возможность предполагать присутствие, или наличие «нечто». Расследование о причинах возникновения Вселенной читается телами всех живых существ. Смерть - это показания свидетелей, кайф доисторического подкожного знания, кайф которым, ни с кем не делишься. Все прочее содержимое ячеек в хранилищах памяти - просто системы знаков, комплекты инструментов и группы языков. Можно каждый язык считать своим и на всех языках говорить одно. Мне нужны ножницы, чтобы перерезать пуповину навязанного мне языка, пуповину через которую течет унылый яд знаков. Мешок с волосами. Смертельная маска, мышеловка координат, фильтр «Я» на пути между нами. Фильтр языка. Система управления построена таким образом, чтобы маска воспринималась, как видовой признак. Культура и иные надстройки воспроизводят этот принцип просто как закон циркулирующей информации. Явная бессмыслица - это время, в котором еще не определяется «кто», «что», «как», а существование «почему» отсутствует даже, в самой строго структурированной сети. Авторитарность необходима для определения. Диалог так, или иначе является навязанным способом определения. Истинное значение предполагает отсутствие посредника и контекста, определяющего эту истинность. Невозможно сказать «кто» и «что» в начале времен располагало какими-либо причинами. Вернее, причины - это что-то впоследствии вычитанное из контекста и имеющее определения. Такие причины - призраки созданные в головах заключенных в замкнутую среду наблюдателей. Замкнутая среда образовалась в результате нужды в посредниках. Зачем существуют замкнутые среды и ограниченные состояния? Возможно «нечто» содержит себя в этих состояниях в раздробленности потому, что само в себе есть только оно. Как контекст. Как посредник. Как исчезновение того и другого. Смерть не может иметь, или не иметь определения. Кладбища и крематории всего лишь составляющие системы управления замкнутой средой. Трупы напоминают знаки в языке, то есть, последствия восприятия посредника. Посредник - это и есть вся замкнутая среда со всеми своими языками и трупами, со всеми своими «кто» и «что». Разглядывание в упор исчезновения чтобы сбросить маску и преодолеть фильтр языка считается безумием. Но в ситуации, когда происходит исчезновение контекста, выясняется что безумие - это всего-навсего неотрецензированная действительность. А что лежит в основе существования языка? Ну конечно - рецензия на осознание. Смертельная маска становится действительностью. Рецензия - это вживленная память, торжественное рукопожатие сценариста, а также покаяние, искупление, условно-досрочное освобождение, диагноз, рецепт, регистрация, совокупление, приход. Все, что можно назвать контекстом. Внутри кайфа - не ведаешь кайфа. Ограниченное состояние наступает, потом когда возникает нужда в посреднике. Таким посредником выступает определение, все та же рецензия. Принудительная кастрация. Выдача дополнительных всегда имеющихся в избытке индульгенций обнуляет энергопотенциал приобретенный в нарушении запретов. Все та же маска - просто набор сменяющих друг друга рецензий, все те же посредники, задыхающиеся в библиотечной пыли столетий. Социальная дезориентация на почве передающегося половым путем психического расстройства? Зоопарки уличной мимикрии переполнены вампирами, втянутыми в разборки с фильтром «Я». Ночь перед расстрелом не оставила и следа какого-либо контекста. После ампутации языка мишенью осознания стали остаточные галлюцинации памяти, пытающейся заполнить провал на месте удаленной маски. Существование проституции восполняет пробел осознания. Снизойти до презрения к услугам проституток? Шаг в провал - потусторонняя потребность неподвластная рецензии. На больших глубинах кислород теряет ценность. Пузыри всплывают и лопаются на поверхности в мышеловке координат. Движение на глубины в глазах кастратов выглядит пыткой, а давление стирает маску. Выживание заключается в скольжении по поверхности, в существовании контекста, в наличии надзора. И выживание требует усилий, усилий заранее бесплодных ведь жизнь оборачивает знаки вспять. Между нами установлен надзор ограниченных состояний. Война в замкнутой среде обречена на рецензию. Смерти нет - одна только смертельная маска. Существование языка заключается в скольжении по поверхности. Существование языка возможно лишь в ограниченном состоянии. На выходе энтропия, или только пробел? Презрение к проституции свойственной языку. Мне нужны ножницы, чтобы отрезать его у всех на глазах. Мне нужно отбросить видовой признак. Мне нужна крайняя бесплотность - там, где были все «во имя», «потому что», «за то, что», теперь только пробел.