Он почувствовал, что его выкручивает как шуруп из отверстия какая-то чудовищная вибрация. Его словно выталкивало из герметичной капсулы в необъятный и неразделимый вакуум. И этот вакуум был всего лишь потенциальностью в чистом виде, о нем самом нельзя было ничего сказать, что он был холодным, или пустым, или наполненным светом, или каким-то липким наощупь.
Он принял этот вакуум, эту бесформенность, невыразимое отсутствие отсутствия, нереальность какого-либо ограничения и не почувствовал, не ощутил, не осознал, а стал самим состраданием. Это сострадание противоречило всему прежнему поведению зомби, исключавшему все, что не подлежало ограничению. Зомби был неспособен перестать действовать как зомби, но в какой-то момент увидел, что делало из него зомби. Только в неизвестном мне виде ситуации, в незнакомой обстановке и совершенно случайно, там где, нельзя этого предугадать я по-настоящему есть, думал он. Зомби никогда не выходят на незнакомую территорию - такова природа их негативного интеллекта. Быть зомби - означало болезнь. Зомби рождается, зомби живет, зомби умирает. Зомби мыслит, зомби растет.
Вылечить такую болезнь галлюциногенными грибами? До чего же это шатко подумал он, как грибы вообще, со мной разговаривают? Через ткань и обмен веществ был ответ. Грибы разворачивали перед ним психическую паутину, которая, постоянно сжималась и развертывалась. Циклы перерождений, древние магические цивилизации стертые миллиарды лет назад природными катастрофами, варвары, совершающие жестокие обряды поклонения богам-растениям и галлюциногенным жабам.
Он стоял над полуразложившимся трупом инопланетянина в лаборатории, спрятанной где-то в джунглях, в причудливых узорах тропических островов. Ты еще здесь спросил его незнакомый голос и он, повинуясь чужой воле персонажа из сценария этого потенциального перерождения, отвечал. Да, я здесь. Они принялись за работу и знаками оставили карту, предназначенную для будущего. Труп инопланетянина издавал запах мочи и жженого пластика. Под светом прожекторов на который слетелись тучи отвратительных созданий он убил из неизвестного оружия своего напарника, с которым разговаривал. Ощупав свой череп, он обнаружил металлические антенны, вживленные в его мозг могущественными хозяевами и, совершил самоубийство, заземлившись с помощью обрывка колючей проволоки. Ты еще здесь, спросил его незнакомый голос. Да, отвечал он, я здесь.
Здесь в тотальности действия. Значит привычная картинка всего лишь одна в серии сменяющихся одно за другим «я». Мы проснулись и не узнав друг друга разошлись по сторонам.
Он увидел закольцованные события, одни и те же действия, бесконечно совершаемые разнообразными существами. Некоторые из них представляли собой соединение растений, насекомых, частей человеческого тела и механических деталей. Они двигались по многоярусным уровням подземных городов, массово исчезали в прорытых в скальной породе тоннелях, ютились поодиночке в замурованных нишах и пожирали друг друга тысячу раз. Они бешено мчались по кратерам и горным цепям зелено-красной пустыни, завязнув в мягкой глине, оставались покрываться слоями пыли и мусора, превращаясь в бесформенные курганы среди валяющихся брошенных пустых коконов. В безвременье эти курганы рассыпались, обнажая новые свежие коконы которые лопались, выпуская наружу переродившихся существ покрытых молодыми зелеными листьями и выросшими на месте старых глазами. Двигая лапами-присосками они разрывали прежнее обличье и раскрыв цветные крылья взмывали вверх. Они строили по неведомым чертежам пирамиды из частей тел своих мертвых сограждан, прятались внутри этих пирамид, совершая магические ритуалы бесполого и бестелесного размножения. Нематериальные, непостижимые возможности осваивались отдельными представителями вида, когда их пытались вытеснить представители другого вида. Бесчисленные войны уносили жизни целых цивилизаций, распад и разложение других происходило нескончаемо долго.
Он ясно увидел координаты, в которых может восприниматься картинка. Пространство-время, двухфазовое восприятие конца и начала, активного и пассивного, скорости и инерции, одного и другого. Они оставались неразделимыми до рождения очередного «я». Внутри своей раковины «я» было бессмертно потому, что не было рождено. Для него не существовало ни света, ни тьмы потому, что не существовало никакой картинки и вообще, не существовало никакого «я» в том смысле, что оно не нуждалось в восприятии. Как же это невероятно просто вдруг понял он, и восторг затопил его мысли. Как же, это чудесно просто! Не было никакого «нечто» имеющего собственную волю и желания. Все это родилось из путаницы.
А из чего родилась путаница? А путаница возникла вместе с «я» которое может быть лишь, при наличие восприятия. Если, это «я» не обладает никаким восприятием, оно и не является никаким «я». Оно лишь то, что неопределимо и неописуемо и в тоже время представляет собой, как бы ту среду, в которой, происходит бесконечная смерть всех «я». Процесс восприятия оказывается крайне болезненная штука потому, что не может произойти сам по себе. Этот процесс всегда происходит с кем-то, всегда есть для кого-то, ему необходим адресат, превращающийся в его код. Бесконечная смерть «я» - это его бесконечные превращения, бесконечные комбинации кодовых последовательностей.
Он почувствовал, что подобрался к пределу выражения, что то, что он желал выразить, можно было выразить совершенно любыми словами, как угодно меняя значения этих слов. Само выражение не нуждалось в определенной формуле. Краски становятся нотами, а слова остаются цифрами. Он сидел и слушал, как растет плесень под обоями на стене. В коробке с конфетами он наткнулся на вкусную азбуку. Приложив к уху морскую ракушку, он проник в коллективное сознание дельфинов, слушая ультразвуковые сообщения, обмен которыми происходил за тысячи километров от него. Свесившись в зеленой темноте, он смотрел, как в нитке его липучей слюны бьется приклеившаяся мохнатая моль. Какая разница решил он, все равно я никому ничего не смогу объяснить.
Он вспомнил все ситуации, в которых он был в состоянии зомби, не осознавая себя зомби. Незнание освобождает от незнания. Вот в чем дело. Само любое знание представляет собой ловушку, раздвоенность, инверсию. Точно так же, как в зеркальном отражении левое и правое меняется местами, так и всякое выражение представляет собой смысл наоборот. Существование - это раздвоение, начинающееся с возникновения «я». Он вспомнил, что раздвоение было необходимо им для выживания. Кому им? Людям? Зомби? Людям-зомби. Но где кончается человек и, начинается зомби? Всякая «философятина» прилипает, как шелуха на пальцах.
Вот он лежит в ярко освещенном кабинете на операционном столе под слепящими лампами. К его голове присоединены присоски электродов. Вокруг него стоят несколько человек в военной форме высшего руководства. Он неподвижен, словно его парализовало и, только губы движутся, когда он начинает рассказывать.
- Сначала я был меньше меньшего. Я был в самой основе - светящимся лучом, проходящим сквозь черную тяжелую массу. Черная масса не имела на меня никакого воздействия. Я ощущал ее плотность лишь потому, что она поглощала мой собственный свет, и я не мог нащупать пределов ее протяженности. Я был закрыт в тяжелой черной скорлупе, я был в плену.
Военные переглядываются.
- Я был в колыбели атома. Я был чистой энергией ожидающей рождения на свет. Меня освободили и я уничтожил своих освободителей.
Допрос длится уже несколько месяцев - это время течет строго сообразно хронологии сюжета. Время реального мира остается расшлепнувшимся комаром на лобовом стекле автомобиля, на котором в трипе уезжают военные после окончания допроса.
Отсутствие восприятия - это мгновенное недвойственное постижение, целостность понимания в котором стираются противоположности. Моя тень - это я, решил он, мое «я» - это тень. И все это - разговор с тенью. Потому, что это вне ума и его течения, потому, что это его источник.
Вот он лежит в ванной и люди в костюмах химической защиты расчленяют его тонкими хирургическими щипцами. Плоть разбирается на составные элементы, и он узнает все эти элементы, которые были едой съеденной им, книгами, прочитанными им, женщинами сношавшимися с ним, богами, превозносимыми им, играми, затеянными им. Вслед за структурой тела начинается расчленение структуры «я» и он узнает все элементы, все мельчайшие детали возникновения «я». Каждый день, прожитый, словно в тысячный раз, но все равно впервые.