— Одноразовые. Стерилизовать не надо. Но спирта нет, — лаконично прокомментировала Хия.
— Арнольд, у вас не найдется спирта или водки, — спросил я. — Хорошо бы пальчики смазать, чтобы заразы не занести.
— Есть коньяк в нижнем ящике стола, — ничуть не удивившись, ответил Ленский.
Хия быстро подошла к столу и подала мне бутылку Метаксы.
— Этим только пальцы мазать, — одобрительно подумал я.
Спустя мгновение я вылил немного греческого напитка на неприлично выставленный средний палец Арнольда, ткнул его острой железкой и промокнул выступившую капельку крови текстом нерушимого обещания. Тут же раздался грэйс. Такую же процедуру я проделал и с «ключевой фигурой», хотя грэйс немного мешал сосредоточиться. После этого я произнес стандартную формулировку:
— Вам следует прочитать этот текст вслух или про себя, как вам будет удобно. Прочитать так, чтобы вы сами поверили, что полностью согласны с его содержанием.
Сказав это, я вытянул руку с текстом нерушимого обещания так, чтобы оба дружинника могли его видеть. Прошло около двух минут, а ароматического взрыва всё не было.
— Кажется, кое-кто не хочет приносить обещания, — раздался голос Хии. Она покинула свой пост и стояла рядом со мной, уставившись на темноволосого, — ты что, не веришь, что способен выполнить, что обещаешь?
В ее голосе не было слышно угрозы, но, похоже, Ленский уже успел описать темноволосому методы моей девушки — «ключевая фигура» сдвинула брови и усердно начала читать текст с начала. Через пару секунд я ощутил ароматический взрыв. Секвенция нерушимого обещания состоялась. Принесшие клятву дружинники, разумеется, ничего не почувствовали, а мне, чтобы прийти в себя, потребовалось не менее минуты. Эту минуту я провел, бесцельно бродя по кабинету, после чего подошел к Ленскому и предложил перейти к следующей части нашей встречи.
— Что за следующая часть? — напряженно спросил Дмитрий, ключевая фигура. — Мне показалось, что за какие-то неизвестные мне деяния он ожидал получить взбучку, а после принесения обещания расслабился, решив, что всё плохое уже позади.
— Мы должны рассказать Андрею, как пытались добыть рецепты, — пояснил Ленский, — это ему позволит помочь нам, — тут он испуганно замолчал.
— Не бойтесь, Арнольд, — успокоил его я, — говорить при нас про оживление Владимира Ильича можете совершенно безбоязненно.
— И безнаказанно, — добавила из-за моей спины Хия. — Вы же видели новый текст. Нерушимое обещание в нашей компании не сработает. Разумеется, если вы не попытаетесь использовать секвенцию самостоятельно.
— Разумеется, не сработает, — подтвердил я. — Постарайтесь начать рассказ с самого начала. Откуда вы узнали о секвенциях?
Дмитрий прокашлялся, собираясь начать рассказ, но Ленский его перебил:
— Дима, начну я, а ты уж потом расскажешь о своих делах.
Дима послушно замолк, а Арнольд начал излагать предысторию охоты за зеркальными секвенциями. Поначалу рассказ мне показался скучноватым, но вскоре в нем начали фигурировать объекты моего пристального интереса последних дней, и я навострил уши. Оказалось, что идея оживления Вождя принадлежит не Арнольду, а некому старшему товарищу, имени которого Ленский называть не захотел, тем более, что товарищ давно умер.
— Вы уж назовите как-нибудь своего покойного старшего товарища, — попросил я, — придумайте ему какое-нибудь имя.
— Какое? — растерянно спросил Арнольд.
— Откуда я знаю! Старец, Патриарх — какое хотите.
— Можно, я его буду называть Капитаном?
— Как вам угодно. Он что, моряком был?
— Нет, военным переводчиком. Капитан — его звание.
— Тогда пусть будет «Переводчик», не возражаете? Арнольд кивнул головой, принимая мое предложение. Из его дальнейшего рассказа выяснилось, что Переводчик появился в Боголюбске вскоре после войны, демобилизовавшись из армии.
— Меня в то время еще на свете не было, — счел необходимым уточнить Арнольд. В самом конце восьмидесятых годов прошлого века Переводчик обратился к молодому человеку, который в те времена работал инструктором горкома комсомола, с предложениями по улучшению работы городской дружины. В те годы многие дружинники, увы, использовали свои повязки и удостоверения в основном, чтобы проходить без билета в клуб на танцы и посещать без очереди комсомольско-молодежное кафе «Дружба». Идея ветерана очень понравилась молодому Арнольду, который чувствовал, что комсомол из авангарда советской молодежи превращается в массовое сборище безразличных людей, в толпе которых редкими гнилушками светили тускловатые звездочки расчетливых карьеристов. Сам Арнольд был совсем не таким, но его многочисленные идеи разбивались о стену циничного благоразумия комсомольского начальства. С помощью Переводчика дружина вскоре превратилась в настоящий боевой отряд, пользующийся заслуженным уважением населения города. Про подвиги дружинников регулярно писала городская газета, а, после того, как дружина заняла первое место в областном смотре, в Боголюбске регулярно стали появляться корреспонденты из самой Москвы. Кстати сказать, псевдоним «Ленский» появился именно в те годы. Им командир дружины подписывал свои заметки, в которых увлекательно описывал боевые рейды, проводимые его спортивными ребятами. Дружинники безжалостно выпалывали зловредные сорняки, мешающие нормальной жизни трудящихся. В Боголюбске была прекращена деятельность всех без исключения фарцовщиков, спекулирующих джинсами, дисками иностранных поп-групп и прочим заграничным барахлом. Нелегальная ночная торговля водкой осталось в далеком прошлом, и таксисты на вопрос «Командир, бутылки не будет?» лишь тяжело вздыхали. В магазинах прекратился обвес и обсчет покупателей, а официанты немногочисленных кафе и ресторанов перестали унижать свое достоинство, вымогая у посетителей чаевые. Неугомонный Арнольд, вдохновленный примером известного, но опального в те годы политика, попытался сражаться и против некоторых привилегий городского начальства, но вскоре осознал преждевременность этой борьбы. Про преждевременность ему объяснили в городском комитете партии, куда пригласили для беседы. Тем не менее, вскоре в Боголюбске не осталось ни одного нормального молодого человека, который бы не состоял в дружине или не мечтал бы в нее вступить.