Сторонники Трампа во время избирательной кампании подавали себя как мятежную, даже революционную силу, которая сражается за вытесненных на обочину избирателей. Язык этой кампании до странности напоминал риторику радикалов шестидесятых годов: «Мы постараемся испортить игру стакнувшимся богачам, крупным корпорациям и владельцам СМИ», – заявил на одном из своих выступлений Трамп{83}. А в другом выступлении он призывал полностью обновить «коррумпированный и непригодный политический истеблишмент»{84}.
Еще удивительнее, как правые популисты присваивают аргументацию постмодернизма, воспринятое им философское опровержение объективности – на протяжении десятилетий эти школы идей ассоциировались с левыми и с теми академическими кругами, которые вызывают глубочайшее презрение у Трампа и его сотоварищей. Зачем обращать внимание на эти зачастую довольно сложные высказывания ученых? Можно с уверенностью утверждать, что Трамп никогда не заглядывал в труды Дерриды, Бодрийяра или Лиотара, и едва ли вина за распространившийся в стране нигилизм лежит на постмодернистах. Тем не менее какая-то упрощенная версия их идей проникла, видимо, в популярную культуру и была подхвачена заступниками президента, которые с помощью релятивистских аргументов оправдывают его ложь; была подхвачена также деятелями правого крыла, которые ставят под вопрос эволюцию, отрицают реальность климатических изменений или распространяют альтернативные факты. Даже Майк Чернович, известный конспиролог и тролль альт-райтов, прибег к постмодернизму в интервью 2016 года для The New Yorker: «Послушайте, я познакомился в университете с теориями постмодернистов. Если все – нарратив, то нам нужны альтернативы на замену господствующего нарратива, – заявил он и добавил: – А по мне и не скажешь, что я читал Лакана, верно?»{85}
С 1960-х годов обвально падала вера в институты и официальные нарративы. Отчасти скептицизм представлял собой необходимую поправку, рациональную реакцию на катастрофы Вьетнама и Ирака, на Уотергейт и финансовый кризис 2008 года, на культурные предрассудки, издавна заражавшие все, от преподавания истории в начальной школе до несправедливостей судебной системы. Но произошедшая благодаря Интернету демократизация информации принесла не только захватывающие дух инновации и возможности для предпринимательства, но и целый каскад дезинформации и релятивизма, вплоть до нынешней эпидемии фейковых новостей.
Ключевую роль в обрушении официальных нарративов в академическом мире сыграла совокупность идей весьма широко понимаемого постмодернизма, который был занесен в американские университеты во второй половине ХХ века через посредство таких французских мыслителей, как Фуко и Деррида (а они, в свою очередь, в долгу перед немецкими философами Хайдеггером и Ницше). В литературе, кино, архитектуре, музыке и живописи концепции постмодернизма (подрыв нарративных традиций, уничтожение границ между жанрами, между поп-культурой и высоким искусством) несли свободу, а порой и преображение и породили в итоге широкий спектр новаторских произведений таких художников, как Томас Пинчон, Дэвид Боуи, братья Коэн, Квентин Тарантино, Дэвид Линч, Пол Томас Андерсон и Фрэнк Гери. Однако стоило применить постмодернистские теории к социальным наукам и к истории, и всевозможные философские выводы, как желанные, так и непредусмотренные, рикошетом разнеслись по нашей культуре.
Существует множество различных изводов постмодернизма и множество различных истолкований, но в самом широком смысле постмодернистский дискурс отрицает объективную реальность, существующую независимо от человеческого восприятия, и утверждает, что знание проходит через искажающие фильтры класса, расы, гендера и иных переменных. Отвергая возможность объективной реальности и подставляя вместо истины понятие точки зрения и перспективы, постмодернизм сакрализует принцип субъективности. Язык также считается ненадежным и неустойчивым (между сказанным и подразумеваемым непреодолимый разрыв), и даже отвергается сама мысль, что люди могут действовать как полностью рациональные и автономные существа, ибо каждый из нас, сознает он это или нет, сформирован конкретной эпохой и культурой.
Долой надежды на консенсус. Долой представление об истории как о линейном нарративе. Долой большие универсальные или же трансцендентные метанарративы. Просвещение, к примеру, сбрасывается многими левыми постмодернистами со счетов как евроцентричное или же доминантное прочтение истории, увековечивающее колонизаторские или капиталистические представления о разуме и прогрессе. Отбрасывается и христианский нарратив искупления, и марксистский путь к коммунистической утопии. Для некоторых постмодернистов, по наблюдениям писателя Кристофера Батлера, уже и аргументы ученых – «всего лишь квазинарративы, состязающиеся со всеми другими за внимание публики. Они не могут претендовать на идеальное или надежное совпадение с реальностью. Просто еще одна форма вымысла»{86}.