Выбрать главу

Начали спорить насчет ужина. Что лучше — пицца или рыба с жареной картошкой? Все, что угодно, лишь бы не курица. Детективы жаловались на жен, которые будут опять ругаться из-за того, что они задерживаются на работе. Может, Мэйвис обзвонит их и объяснит? Время приближалось к семи.

Вдруг Бенни Гриссел радостно воскликнул:

— Феррейра, Ферди! — и вскинул папку с документами над головой.

Все замерли; кто-то зааплодировал.

— Уилсон, Дрю Джозеф. Вот они!

Все обступили Гриссела. Гриссел вытаскивал одну папку с документами за другой — заявление с просьбой зачислить на курсы, платежные документы, результаты сдачи экзаменов, табель успеваемости, чеки, вопросы и ответы, список полученных оценок. Все подшиты вместе.

— Макдоналд, Кутзе, Уоллес, Нинабер. Все здесь!

— А общая фотография есть?

Гриссел пошелестел бумагами.

— Нет, — сказал он. — Где коробка, откуда это взяли?

К ним просеменил запыхавшийся Во Слабберт. Он в углу пытался расставить коробки с уже просмотренными документами по местам.

— Снимок должен быть в одной из папок.

Папки быстро разошлись по рукам; детективы быстро-быстро листали страницы, разрывали подшивки.

— Вот, — сказал Гриссел, у которого явно был удачный день. Он встал, потянулся, вытащил скрепку, осторожно взял фотографию, уронив остальные документы на пол. Посмотрел на слегка пожелтевший снимок.

Яуберт подошел к Грисселу, попытался разглядеть лица через плечо друга.

— Какой тут Нинабер молодой, — удивленно заметил Петерсен.

Яуберт протянул руку за снимком. На секунду ему показалось, будто он видит… Нет, не может быть!

Черно-белая фотография. Несколько мужчин в костюмах, при галстуках, стоят полукругом. У каждого в руке диплом. Уилсон не вовремя моргнул и потому вышел с закрытыми глазами. Макдоналд широко улыбается — он на голову выше остальных. Кутзе серьезен. Ферди Феррейра съежился, не смотрит в камеру. Уоллес скрестил руки на груди; между ним и Феррейрой заметное расстояние, он как будто не хочет стоять рядом с калекой. Но ничего этого Матт Яуберт не замечал.

Он недоуменно смотрел на маленькую стройную женскую фигурку на первом плане. Она была на голову ниже самого невысокого из слушателей. Яуберт ничего не понимал. Время как будто остановилось. Он медленно вынул фотографию из рук Гриссела, поднес к свету, принялся разглядывать.

Она не улыбалась. Слегка хмурила лоб — он прекрасно помнил это ее выражение. Знакомый овал лица, нос, рот, подбородок, узкие плечи. Семь лет назад волосы у нее были длиннее, они ниспадали на плечи, закрывая маленькую грудь. Платье чуть ниже колен. Какого цвета? На черно-белом снимке платье вышло серым. Туфли без каблука. Серьезная. Она выглядела такой серьезной…

— Вот малышка Эстер, — сказал подошедший Слабберт. — Славная девочка.

Она жила в районе Обсерватории. Старый дом после ремонта покрасили коричневой краской — темно-коричневой. На двери и окнах — белые опрятные решетки. Садовая калитка открылась бесшумно. Он прошел по асфальтированной дорожке, между двумя рядами цветов. Ухоженный садик, аккуратно подстриженный газон. У двери висел бронзовый молоток, но он негромко постучал в дверь костяшками пальцев. В левой руке он держал фотографию.

— Ты ее знаешь, — спросил Гриссел, увидев, как побледнел Яуберт.

Все головы повернулись к нему. Яуберт молчал и смотрел на снимок. Застывшее мгновение. Такой она была семь лет назад. В голове не было ни одной мысли. Она среди мертвецов, невозможно!

— Я ее знаю, — сказал наконец Яуберт.

Сотрудники забросали его взволнованными вопросами:

— Откуда?

— Как?

— Почему?

Рука, держащая снимок, слегка дрожала. Ему казалось, что все вокруг какое-то ненастоящее, как во сне. Иногда во сне видишь человека в таком необычном месте и окружении, что хочется засмеяться и закричать: «Ну и дикие же у меня фантазии!» Но то, что он видел сейчас, не было сном. То, что он видел, было явью.

— Я поеду один.

Де Вит вышел проводить его до машины.

— Капитан, я должен перед вами извиниться.

Яуберт молчал.

— Прошу вас, будьте осторожны, — заботливо добавил полковник.

В тот миг Яуберт кое-что понял про де Вита.

— Да, я буду осторожен, — тихо ответил Яуберт, как будто внушая себе что-то. В нем крепла решимость.