За дверью послышались торопливые шаги — кто-то быстро шел по деревянному полу. Дверь распахнулась; на пороге стояла она.
— Вы рано! — Ее розовые губы улыбались. Она подкрасила их помадой — чуть-чуть, едва заметно. Раньше он ни разу не видел, чтобы она красила губы. Волосы зачесаны назад и заплетены в косу, открытая шея белая и беззащитная, черное платье открывает плечи. Яуберт долго смотрел на нее, словно хотел навечно сохранить в памяти ее образ. Улыбка на ее губах увяла: она заметила, что он не нарядился. Приехал как был — без пиджака, без галстука, в грязной рубашке с закатанными рукавами.
Яуберт молча протянул ей снимок. Ее лицо превратилось в маску. Только глаза… Она не сводила с него умоляющего взгляда. Потом взяла снимок. И тут на нее словно опустилась мрачная тень. Веки медленно закрылись, затем открылись. Она не сводила глаз со снимка. Разжала пальцы — фотография упала на деревянный пол — и отвернулась. Как будто забыла о его присутствии.
Потом отвернулась и пошла прочь. Яуберт смотрел на ее красивые плечи. На них словно свалилась тяжкая ноша. Она шла медленно, с достоинством, не обращая на него никакого внимания. Он шел за ней. Осторожно ступал по половицам. Она скрылась в комнате. Яуберт остался в коридоре. Здесь было светло и пахло ее духами — легкий, нежный аромат. Яуберт топтался на месте, не зная, что делать дальше.
Послышался шорох. Хозяйка вернулась. В руках у нее был пистолет. Правая рука сжимает изящную рукоятку в форме черенка, тонкие пальцы левой руки придерживают длинный ствол. Она несла пистолет как жертву. И казалась особенно хрупкой. Она остановилась, не дойдя до Яуберта нескольких шагов, продолжая сжимать тяжелый пистолет. Потом низко склонила голову, словно ожидая, что палач отрубит ее, и закрыла глаза.
Яуберт невольно сопоставлял улики и делал выводы. Все выходило машинально, само собой. Больше всего ему хотелось повернуться и уйти. Он чувствовал полное опустошение. Он смотрел на нее и машинально представлял судебный процесс. Неопровержимые доказательства вины налицо. У меня все, ваша честь…
Охота закончена.
— Почему?
Она не шелохнулась.
Яуберт ждал.
Он услышал тихий вздох. Едва слышный. Ее маленькая грудь еле заметно шевельнулась. И снова застыла на месте — словно окаменела.
Яуберт осторожно шагнул вперед и положил руку ей на плечо. Она была холодна как лед. Он обнял ее, повел по коридору. Она шла послушно, не сопротивляясь. Он повернул направо, в гостиную. Увидел два больших мягких кресла в цветочек. Сейчас, в сумерках, обивка казалась бесцветной. Картины на стенах в полумраке были просто черными квадратами. Ковер приглушал шаги. Он усадил ее в кресло, поправил подушки. Она наконец открыла глаза. Она сидела прямо, сжимая лежащий на коленях маузер обеими руками. Яуберт упал перед ней на колени:
— Ханна!
Она посмотрела на него — и сразу же отвела глаза в сторону.
Яуберт протянул руку, чтобы взять у нее пистолет, но она сжимала его слишком крепко. Он решил не спешить.
— Ханна!
Розовые губы чуть разомкнулись. Она словно впервые его заметила. Дернулись уголки рта, как если бы она хотела улыбнуться. Потом она опустила голову и стала разглядывать пистолет, который сжимала в руках.
— Странно, — произнесла она так тихо, что Яуберт едва расслышал. — Я всегда страшно его боялась. Когда дедушка доставал его из кожаной кобуры. Он выглядел таким зловещим. Огромным, уродливым. И запах… Когда он расстегнул кобуру, я почувствовала… запах смерти. От него пахло старостью и смертью, хотя дедушка его регулярно чистил. Дедушка что-то мне рассказывал, но я ничего не слышала. Я не отрываясь смотрела на пистолет. Не сводила с него взгляда, пока дедушка не заканчивал его чистить и не убирал. Только потом я переводила взгляд на дедушку. Хотела убедиться, что он застегнул кобуру, убрал пистолет на место.
Она снова посмотрела на Яуберта. Уголки губ опустились, отчего ее рот стал похож на полумесяц.
— Я нашла его среди папиных вещей. Все старые вещи я делила на две кучки. В одну складывала то, что хотела оставить, в другую — то, что пойдет на выброс. Мне так мало хотелось оставить. Его и мамины фотографии. Библию, какие-то документы. Часы. Мешочек я сначала положила в другую кучку. Потом переложила его. Потом снова определила «на выброс». Потом расстегнула пряжки, почувствовала запах и вспомнила дедушку. Тогда я решила его оставить.
Взгляд ее блуждал; в полумраке Яуберт не видел ее глаз. Вдруг она посмотрела на него в упор: