– О чем это она? – шепнул Нелли.
Он ощупью искал выключатель, так как Лоб забыл включить в кабине свет, и схватил отводную трубку.
– Смерть Мари-Анн, – продолжала Зина, – произошла по моей вине.
– Не станете же вы говорить, что убили ее! – крикнул Лоб.
– В каком-то смысле так оно и есть… Она осталась бы в живых, если бы позволила умереть мне. Я – как ядовитая змея. Помните гадюку, Эрве? Ведь до этого они никогда не водились в тех местах… С этого момента у меня родилось предчувствие чего-то ужасного…
– Но это же абсурд!
– О нет, – монотонно продолжала Зина. – Пресмыкающихся следует истреблять.
– Как… Неужели же вы хотите этим сказать, что…
– Именно это я и хочу сказать. Вам тоже, сама того не желая, я причиняла огромное зло. Забудьте меня, Эрве.
Нелли шумно дышал. Лоб вытер рукавом пот со лба. Пот застилал ему глаза.
– Прошу вас… Без глупостей…
– Я не глупая, Эрве… Как вы не можете понять?.. Я кругом виновата… Мне следовало все это предвидеть… Так нет же… Я думала, что, быть может, смогу жить, как другие люди… Вы все столько раз внушали мне, что напрасно я вбила себе в голову… что жизнь надо принимать такой, какая она есть, не задаваясь вопросами… И вот что из этого вышло…
Голос Зины звучал уже не так четко, но оставался решительным.
– Эрве… обещайте мне… сказать этому комиссару, что я не хотела ничего плохого, не знала, что дело обернется таким образом…
– Подвиньтесь, – бросил Нелли. – Дайте-ка мне это…
Он вырвал телефонную трубку у Лоба из рук и наклонился вперед; его плечи расширились от прилагаемого усилия, а кровь прилила к лицу. Теперь он держал обе трубки так, словно сжимал в кулаках голову умирающего.
– Зина, – медленно произнес он, – Зина… Это я… Да, я здесь… Я тебе запрещаю, слышишь, я запрещаю тебе двигаться с места… Ты скажешь мне, где находишься, и станешь меня ждать… спокойно… Остальное я беру на себя…
Лоб приоткрыл дверь и выбрался из тесных объятий Нелли. Ему вовсе не нравилась его манера обращаться к Зине на «ты», однако Нелли был вправе разговаривать с ней как с девчонкой, наседать на нее всей силой своего авторитета.
– Нет, – продолжал Нелли, – сейчас не время спорить.
По-видимому, Зина сопротивлялась, поскольку теперь Нелли слушал ее и молчал. Лоб положил было руку на вторую трубку. Но, почувствовав, как сжали ее пальцы Нелли, не настаивал. Время от времени из трубки доносился Зинин голос. Похоже, она вдруг впала в неистовство.
– Клянусь тебе, нет, – пробормотал Нелли. – Ты должна мне верить…
Этот новый тон потряс Лоба. Неужто Нелли сдастся?.. Он видел, как тот прикрыл глаза со все более явным выражением душевной муки на лице. Он упирался грудью в полочку с телефонным аппаратом.
– Знаю, – сказал он. – Ты права… Но ведь сама ты ничего плохого не сделала… Это несправедливо… Зина, милая…
Лоб отпрянул так резко, что дверь кабины, распахнувшись во всю ширь, ударилась о стенку. Подошел бармен, и Лоб чуть было не извинился. Он тихонько снова прикрыл дверь за спиной и неподвижно стал по другую сторону, прижимая ладони к бокам. «Надо держаться, – внушал он себе. – Не подавать виду… Не подавать виду…»
Он углядел в глубине бара парочку, которая наблюдала за ним, и заставил себя вернуться в свое кресло. Он даже не потрудился уяснить себе ситуацию. Правда, чистая правда забиралась в него, как морская вода в треснувшую раковину. Он вылил из сифона себе в стакан последние капли. Парочка успокоилась, продолжала любезничать. Из кабины, как из исповедальни, вырывался бубнящий голос. Но Лоб знал эту проповедь наизусть. Он знал, что Зина не уступит никаким настояниям. На этот раз она пойдет до конца. Она обязана так поступить. Лоб посмотрел на часы и засек в памяти: четверть первого ночи. В четверть первого некий Лоб – легковерный, робкий, со своими несбыточными мечтами, Лоб – младенец, которого грубо оторвали от материнской груди, ушел со сцены, полный презрения и сарказма, уступая место некому незнакомцу. Когда Нелли вышел из кабины с лоснящимся лицом, сбившимся на сторону галстуком, как после пьяной драки, Лоб испытал чуть ли не победное чувство.
– Садитесь, – пригласил он Нелли с плохо скрываемой радостью. – Вам это необходимо.
Нелли плюхнулся в пододвинутое кресло, как боксер после удара гонга.
– Все кончено, – пробормотал он.
– Вы уверены, что…
– О! Почти.
– Вы могли бы догадываться об этом… и раньше, – небрежно бросил Лоб, как следователь, досконально изучивший расследуемое дело. – Ведь вы знали ее… лучше кого бы то ни было.
Глаза Лоба снова метнули взгляд на кабину, и он выпрямился.
– Естественно, полицию вы не известили. Нелли поднял руку, потом бессильно уронил ее.
– Иду, – сказал Лоб.
Трубка липла к пальцам, как если бы Нелли пролил на нее кровь.
– Алло… Лоб…
Он понизил голос из величайшей заботы о соблюдении тайны.
– Звонила Зина… Да, Зина Маковска… а кто же еще… Она наверняка находится в отеле, и ей угрожает опасность… Да нет. Ее никто не преследует. Она решила покончить с собой… Нельзя терять ни минуты… Я прекрасно понимаю, что шансов у вас почти нет, но все же нужно попытаться… Да, спасибо…
Повесив трубку, он машинально вытер руки. Нелли сидел в прежней позе. Когда Лоб сел, он спросил:
– Вы заявили на меня в полицию?
– Нет еще, – ответил Лоб.
– Что они предпримут, чтобы ее найти?
– Ускорят поиски… Они пообещали мне сделать невозможное.
Позади них вырос бармен.
– Два коньяка с водой, – заказал Лоб. Выждав, он пододвинул свое кресло к креслу Нелли.
– Так это вы убили Мари-Анн, да?.. Вы хотели убить ее.
Он не рассчитывал на ответ и был удивлен, увидев, что Нелли выпрямился в кресле.
– Думайте, прежде чем говорить, Лоб! Как бы вы не наговорили глупостей.
– Полноте! – гневно сказал Лоб. – Вы ненавидели жену.
– В том-то и дело, что это не так. Мы с ней не понимали друг друга, а это не одно и то же. Просто мы не могли ужиться под одной крышей – вот и все.
– Вам надо было развестись.
– Для этого требуется согласие обеих сторон.
– К тому же у нее были деньги.
– Послушайте! Я мог бы разбить вам… Бармен поставил на стол запотевшие стаканы и графин.
Нелли откинулся на спинку кресла.
– Да, – вздохнул он, – у нее были деньги. И она не умела найти им применения. И принимала меня за психа. Мне это осточертело… осточертело. Я просто подыхал. Через это надо пройти, чтобы…
Он обеими руками потянул Лоба за рукав.
– Клянусь вам, Эрве, я никогда об этом не думал… По крайней мере, осознанно… Когда-то я сказал себе: «Если с ней что-нибудь случится… если ее не станет…»
– Вы бы сразу навлекли на себя подозрения, – заметил Лоб. – Вы же ее наследник.
– Согласен. Но я воспринимал себя иначе. И когда вы привели в наш дом Зину, вот тут-то оно и началось… Не так, как думаете вы. Вы считаете меня закоренелым преступником… мозг, холодно рассчитывающий каждый шаг… Я же был от такого весьма далек… Я возжелал эту девушку, как никогда и никого… А между тем сколько их перебывало за мою жизнь! Но вам этого не понять…
– Скажите на милость!… Ведь я тоже…
– Да нет же, вы ее не любили. Не так, как я. Вы не способны потерять голову… Зина… ей нужно было все… чтобы забыться. У нее темперамент наркомана, как и у меня. Называйте это любовью, если угодно. Но наше чувство гораздо сильнее. Мы с ней просто теряли ощущение времени.
Лоб отпил глоток, который испарился у него на языке, как вода на раскаленном песке.
– И это началось… – начал он.
– Сразу же, разумеется. И безо всякого расчета!
– Присутствие Мари-Анн вас нимало не смущало!
Нелли взглянул на Лоба как на диковинного зверя за решеткой.
– Когда страдаешь от голода и жажды, – сказал он, – то сначала ешь и пьешь. Угрызения совести – это годится для пресытившихся. Только мы… чем больше мы пили, тем сильнее становилась жажда.