— Дураки, — произнесла Лилеат, пока Воплощения расходились, обсуждая случившееся с советниками и союзниками. — Как они не понимают, ведь все так ясно?
Теклис не ответил. Он глубоко вдохнул густой воздух, напитанный сухими запахами меняющихся времен года. В лес вступала зима. Наконец он сказал:
— Ты говорила мне, что мы можем победить. Это все еще правда?
Лилеат отвела взгляд.
— Нет.
— А когда-нибудь было правдой? — тихо спросил Теклис.
Лилеат подняла глаза.
— Я с самого начала знала, что на нас обрушится гибель. — Она горько рассмеялась. — Иначе что бы я была за пророчица?
— Ты лгала мне. — Немало усилий пришлось приложить Теклису, чтобы голос звучал ровно.
— Когда-то ты сказал мне, что не можешь сражаться без надежды. — Лилеат взглянула на него. — Вот я и дала ее тебе. Я нуждалась в тебе, Хранитель Знаний.
Его замутило.
— Значит, все было зря.
— Поначалу нет. — Лилеат говорила торопливо, с напором. — Благодаря принесенным тобой жертвам я завершила великий труд — создала Гавань. Безопасное место, которое приняло бы твой народ — наш народ — в преддверии грядущей бури. — Она грустно улыбнулась. — Но… я больше не чувствую его.
— Что с ним случилось?
Она отвернулась.
— Не знаю. Может, оно еще существует. А может, Темные Боги нашли его и уже поглотили вместе с бессчетными душами, включая моего отважного Аралота и… наше дитя. Мою дочь. — Ее голос сорвался. — Я не чувствую свою дочь, Теклис.
Она заплакала, а Теклис беспомощно стоял, не зная, что делать. Потом, не сказав ни слова, повернулся и зашагал прочь.
— Не останешься, значит? — вздохнул император, помогая Джерроду сесть на лошадь. — Твоего меча будет не хватать, герцог Кенельский.
Прошло несколько дней после допроса и заточения Бе’лакора. Эльфийские целители за это время сделали для Джеррода все, что могли, но шрамы от когтей демона остались. Его лицо было изуродовано, пустую глазницу прикрывал истрепанный лоскут ткани, оторванный от знамени. Нога стала практически бесполезной — так, кусок мяса, удерживаемый только доспехами. И все равно Джеррод чувствовал, что легко отделался.
Герцог взглянул с высоты седла на императора и грустно улыбнулся. Фолкер и Молотсон тоже пришли посмотреть, как уходят бретоннцы. Гном был угрюм, а Фолкер — пьян. Что ж, все нормально, именно так они и выглядели в тот день, когда он впервые увидел их. Джеррод покачал головой.
— Мы не можем остаться. Я уже говорил тебе почему.
Он перевел взгляд на западный край Атель Лорена, туда, где заросли были реже и открывался вид на просторы Кенеля, и на сердце его легла тяжесть.
— Знаю, — сказал император и похлопал Джеррода по предплечью. — И не виню тебя за твой гнев. Я надеюсь… я молюсь о том, чтобы ты нашел какое-нибудь прибежище в этом мире, Джеррод. И надеюсь, твой народ выживет и преуспеет, и однажды мы снова почувствуем, как дрожит земля под копытами коней истинных сыновей Бретоннии.
— Благодарю, друг мой, — ответил Джеррод.
Император, кивнув, отступил. Джеррод посмотрел на Фолкера и Молотсона.
— Прощайте, друзья. Честью было сражаться рядом с вами. С вами обоими.
Фолкер пожал ему руку и молча отступил, присоединившись к императору. А Молотсон долгие мгновения пристально вглядывался в Джеррода, а потом со вздохом сказал:
— Если вдруг когда возникнет нужда в жуфбараках, парень, клянусь, мы придем. Пока живы твои родные и близкие, мы будем стоять за них стеной.
— И приведешь жуфбараков ты, да? — Джеррод улыбнулся.
— Конечно, если не помру в ближайшие дни, — ответил Молотсон, помешкал — и похлопал Джеррода по сапогу. — Может, я даже сделаю тебе новую ногу.
Джеррод тихо рассмеялся:
— Буду ждать с нетерпением, мастер Молотсон.
Гном коротко кивнул и отступил. Вся троица вернулась в лес, но их уход не обидел Джеррода. Их ждали планы, которые предстояло составить, их ждала война, в которой предстояло победить или проиграть. Но это была уже не его война. Эльфы лгали им, и ни один рыцарь его отряда не пожелал сражаться бок о бок с теми, кто их использовал.
Однако не успел он пришпорить лошадь, как услышал цокот копыт и, повернувшись, увидел четырех всадников, выезжавших из тьмы. Узнав скакавшего впереди Влада фон Карштайна, Джеррод напрягся.