В самом горниле сражения он увидел Алариэль, из ее ладоней текли нефритовые потоки магии жизни, залечивая раны и поднимая на ноги воинов, чтобы те могли биться снова. Но Влад ясно видел, что Алариэль слабеет. Бледная, осунувшаяся, с дрожащими от усталости… а может, и от боли руками. Он подозревал, что она давно бы уже сдалась, если бы не поддержка древних созданий, сражавшихся на ее стороне. Вампир почти сразу узнал Дурту — этого древолюда трудно было забыть. Неукротимое существо застыло волноломом среди штормящего моря врагов, и его могучие кулаки и сверкающий меч несли смерть каждому, кто хотел причинить вред Вечной Королеве.
В свое время Влад достаточно командовал армиями и потому понимал, когда войско обречено. Силы Алариэли неуклонно убывали, и даже магии Влада не хватило бы на то, чтобы изменить ход событий. Тут требовалось воинство, а он — всего лишь одиночка. Так что вампир наблюдал, присев на корточки. Он не мог спасти их и не собирался погибать вместе с ними, но заставить себя уйти все равно не получалось. Алариэль сражалась, несмотря на слабость, и Влад невольно восхищался ею.
Возможно, подумал он, ее спасти еще удастся. Ее солдатам определенно конец, но если действовать достаточно быстро, то эльфийку получится вытащить из бойни. Она, разумеется, не скажет ему потом спасибо, но другие Воплощения определенно будут ему благодарны. Влад приготовился метнуться в гущу боя, но и пошевелиться не успел, как воздух расколол грохот пушек, и вся восточная стена Мидденплаца вдребезги разлетелась. На площадь посыпались неровные каменные глыбы, дюжинами давя зверолюдов и культистов.
Толчок от взрыва едва не сбросил Влада с его «шестка». Восстановив равновесие, он услышал треск выстрелов. Клубящуюся пыль пробивали пули, в дыму сверкали громриловые доспехи. Суровые скорбные голоса грянули песню, и воздух всколыхнул гулкий топот тяжелых маршировавших сапог.
Алариэль и ее отряд нуждались в армии, и армия, похоже, пришла. Влад улыбнулся, узнав долговязого Гельта, голова которого возвышалась вровень с руническими знаменами жуфбараков. Молотсон, выглядевший вполне сносно, держался рядом с чародеем. То, что они оба выжили, было, пожалуй, сюрпризом, но сюрпризом приятным. Влад вытащил меч, приготовившись ринуться в бой, когда с оглушительным криком бронированные ряды гномов рванулись вперед, присоединившись к сражению.
Судгартен
Вендел Фолкер запрокинул голову — и завыл. Меч его описал стремительную дугу, разрубив прыгнувшего скавена, и Фолкер махнул рукой своим, приказывая следовать за собой. Слезы катились по его щекам от мимолетного вида того, что случилось с Мидденхеймом в его отсутствие. Все пропахло пеплом и разрухой, и гнев в нем боролся с печалью, когда он вел свой разношерстный отряд жрецов, флагеллантов, егерей и рыцарей в самое сердце орды скавенов, чтобы отомстить за город, за который он дрался и который проиграл.
Теклис каким-то образом перенес их сюда. Последнее, что помнил Фолкер, это как он и его люди спешили к Королевской Поляне, помочь подвергшимся нападению Воплощениям. А теперь они бились на запутанных улочках Судгартена, и уже не с демонами, а с крысолюдами. Он и его люди бежали за императором и теми рыцарями, которые еще сохранили лошадей, и стяги с эмблемами Рейксгвардии, рыцарей Грифона и рыцарей Двухвостой Кометы развевались над клином брони и распаренных конских тел, что рвался навстречу залпам дульнозарядных ружей. Клубы порохового дыма заволокли улицу, на время укрыв вражескую линию фронта. Пуля сбила с ног и распластала по брусчатке завывавшего флагелланта, который шел рядом с Фолкером. Другая просвистела у самой его щеки, но он не замедлил шага.
Он жаждал раствориться в сражении, присоединиться к призракам, которые кружились повсюду, куда ни кинь взгляд. Гетц, Дубниц, Мартак и другие, даже те, кого он не видел с самого падения Хельденхаме, вроде свирепого Кросса или старого Отца Одкриера. Они смотрели на него из окон и дверных проемов, мелькали за рядами противника и на самом краю поля зрения. Лица сгущались в дыму и проступали в лужах крови, застывших между булыжниками мостовой. Они говорили с ним, но он не слышал. Рычание Ульрика заглушало все.