Ярость бога-волка горела в его груди, несмотря на усталость, толкая вперед, сквозь зловонный пороховой дым. Прощальный подарок Грегора Мартака был скорее проклятьем, чем благословением. Фолкер не спал с первого побега из Мидденхейма, когда вел уцелевших — тех, кого смог собрать, — к сомнительной безопасности Аверхейма, — только благодаря угнездившейся в нем божьей искре. Большинство из тех, кого он спас тогда, сейчас мертвы, так что, возможно, все это не имело значения в любом случае.
Фолкер чувствовал, как вибрируют его кости в оболочке плоти, и знал, что Ульрик ссужает его силой. Услышав, как бог предупреждающе зарычал, он резко развернулся и принял на щит сокрушительный удар крысы-великана, заставивший его упасть на одно колено. Юноша готовился ко второму удару, но тут его на миг ослепила вспышка света. Он услышал визг крысоогра, увидел, как тот пятится, заслонив глаза лапами, от вставшей перед ней сияющей золотистой фигуры. Сверкнуло лезвие, и тварь рухнула, как срубленное дерево.
Эльф, Тирион, проскакал мимо, сияя, точно солнце, за ним неслись его рыцари, двигаясь тише, но столь же быстро, как их союзники-люди. Эльфы появились возле западных ворот Мидденхейма вместе с императором и его спутниками. Теперь они сражались бок о бок, как и много веков назад, против сил еще одного Всеизбранного. Фолкер поднялся на ноги, повернулся, а Ульрик все рычал и бормотал в его голове: «Ему нельзя доверять! Он брат вора!»
— Заткнись, — прошипел Фолкер.
Рейксгвардеец отбил нижним краем щита грубое копье, целившее ему в живот, и вонзил меч в горло скавена, державшего это копье. А потом устремился вперед, расталкивая крысолюдов щитом и рубя тех, кто не уходил с его дороги. Рядом наступали люди и эльфы, всадники и пехота, и скавены пятились, отдавая нападавшим перекрестки и площади.
«Как ты смеешь? Я Ульрик!»
— Ты треклятая заноза, вот ты кто, — буркнул Фолкер.
Бог сидел в его голове с тех пор, как Мартак передал его юноше, — и все это время не умолкал. Иногда Фолкер даже затруднялся определить, какие мысли принадлежат ему, а какие — богу-волку. С каждым днем в нем оставалось чуточку меньше того человека, которым он был когда-то, и становилось чуточку больше существа, в которое превращал его Ульрик. Бог-волк выедал его изнутри.
Он услышал крик императорского грифона и увидел, как зверь, проносясь над самой схваткой, когтистыми лапами выхватывает из толпы скавенов, швыряет их с высоты на мостовую, делает вираж и возвращается за следующими. Император, сидя на спине грифона, работал руноклыком, отрубая конечности и проламывая черепа.
«Он устает, — пробурчал Ульрик. — Он всего лишь человек и, как человек, непрочен».
На миг запаниковав, Фолкер ответил шепотом:
— Этого-то ты и ждешь, значит? Перепрыгнуть из меня в него, как ты бросил Мартака?
Он знал — хотя и не представлял откуда, — что если такое случится, он сам очень скоро умрет. Отчасти ему даже хотелось этого.
«Я не бросал Мартака. Я умер с ним вместе. Как умру вместе с тобой, Вендел Фолкер. Я раскалываюсь снова и снова, становясь крохотной щепкой того бога, которым был, только чтобы выжить, дождаться момента, когда я смогу вонзить клыки в тело того, кто забрал у меня мой город — и мой народ. Я Ульрик, бог битвы, волков и зимы, и я отомщу!»
— Очень может быть, что Теклис мертв, — прорычал Фолкер и ударил наотмашь мечом покрытого черной шерстью штурмкрыса в доспехах.
Скавен упал, но успел сделать выпад тяжелым зазубренным клинком. Лезвие скрежетнуло по кирасе, и Фолкер, отпрянув, вонзил меч в голову противника, расколов тому череп и так и не дав подняться.
— А если нет, он еще может нам понадобиться, — упрямо добавил рейксгвардеец.
«Я отомщу, Вендел Фолкер. Останется мир жить или погибнет, Мидденхейм будет отомщен. Ты будешь отомщен», — прорычал Ульрик.
Сознание Фолкера едва не взорвалось от скорбного воя несчетного числа волков, и он, откинув голову, завыл сам и продолжал выть, сражаясь. Вендел Фолкер дрался, и слезы на его щеках превращались в лед.
Торговый район
— Ва-а-а-агх!
Орки катились по улицам зеленым приливом насилия, топя застигнутых врасплох северян и паниковавших скавенов. Они прорубали, протаптывали и пробивали головами свой путь среди развалин торгового района Мидденхейма, и с каждым недругом, убитым буйной ордой, будь то доспешный воин Хаоса или группа суетливых стрелков-скавенов, боевой клич становился лишь громче. Гортанный дикий рев несся впереди бешеной атаки, заглушая даже шум битвы.