— Ва-а-агх!
Грубые клинки орков, воспламененных какой-то непостижимой и для них самих силой, остервенело кромсали врагов, пробивая железные щиты и плюща стальные шлемы. Они рубили противника, пока затупившиеся лезвия не ломались, а после продолжали колотить кого ни попадя окровавленными кулаками.
Во главе орды дрался зеленокожий атаман, его топор вертелся над ним кровавым смерчем, а орк вопил, бросая вызов за вызовом. Грузный, с выбитыми зубами, в помятых доспехах — где бы ни проходил Гримгор Железная Шкура, стена вражеских щитов раскалывалась, и чемпионы Хаоса умирали с именами своих богов на губах. Чудовищные твари, подпитываемые магией Хаоса, падали, расчлененные, и их останки превращались в кровавую кашу под ногами неистовствовавшей на улицах орды, неутомимой и беспощадной.
Гримгор поймал северянина за украшенную костями бороду и дернул невезучего варвара к себе. Их лбы встретились с оглушительным треском, и северянин обмяк — с расколовшимся, как яйцо, черепом. Гримгор слизнул с губ чужую кровь и ошметки мозга, отпихнул труп в сторону и рубанул топором по вскинутому щиту, расписанному кричаще-яркими извивающимися цветовыми пятнами. Расколов щит, выплеснувший на волю воющую радугу, орк протянул руку и стиснул горло тому, кто все еще прятался за обломками.
— Вылазь, — рявкнул он, подбросил дюжего бойца в воздух и заревел: — Парни, лови!
Позади атамана его бессмерты, ликующе вопя, принялись рубить упавшего человека и разрисовывать себя его кровью; слушая крики врага, они надрывались от хохота. А перед Гримгором люди поспешно отступали по тесно расположенным улочкам, заслоняясь щитами от орков. Он достаточно сражался с ними, чтобы знать, что они задумали. Конные ‘удишки на равнине рассеялись бы и перегруппировались — и тогда ловить их все равно что пытаться побить дождь. Но эти ‘удишки железные… Они отойдут и поставят стену из щитов, будут ждать, пока их главные пришлют подкрепление. Он по собственному опыту знал, что железные ‘удишки способны продержаться долго. Если уж они не хотят двигаться, то не будут.
Отчего-то мысль эта не была столь же приятной, как обычно. Левая сторона черепа зудела, и орк знал, что Горк хочет, чтобы он шел дальше.
«Быстра, — рычал бог, — быстрабыстраБЫСТРА!»
Гримгор закинул голову и взвыл от досады под каскадом изливавшихся в мозг слов Горка. Почему ‘удишкам просто не получить свое? Они же должны понимать, что от него не уйти, с ним не справиться. Они хуже карликов-рогачей с их броней, огнем и кнутами.
Уродливые черты Гримгора скривились в ухмылке: он вспомнил, как вопили карлики, когда он крушил их город колонн и ям, освобождал их рабов и валил их статуи. Будут знать, как ломать свое дреколье о его шкуру. Будут знать, как пытаться сделать Гримгора рабом. Усмешка пропала, стертая старым гневом, гневом горячее и яростнее любой костровой ямы карликов. Он поднял Гитсник и прижал огромный топор плашмя ко лбу. Все корявое туловище орка покрывали шрамы, заработанные в основном достойно, в горниле боя. За последние несколько месяцев он вдоволь дрался и с карликами — обоих видов, и крысами, и уродами, и толстопузами, но всегда возвращался к рогачам и их огненным ямам. К их кнутам, и цепям, и железным кольям.
Они наградили его первыми шрамами, когда он с еще был недомерком. И у него перед ними должок.
Горк оказал ему милость, наполнил его силой, достаточной, чтобы опрокинуть все башни карликов и превратить их зиккурат из черного обсидиана в груду булыжников. Но сперва он крушил черепа, рубил головы и собрал самую большую — ва-а-агх! — орду из орков, гоблинов и даже огров. После того как Горк наделил его силой, он размозжил череп Грязуса Златозуба его же собственной булавой. Потом он раздробил хребет Шеелому и разнес шатры Хобгоблы-Хана. Он сломил Великую Стену и сжег драконьи флотилии Ниппона. Восток был зелен, восток был его. Но этого не хватало. Что-то тянуло его на запад. Горк, возможно, или Морк влекли его к битве побольше. Получше. Чувство пульсировало в его жилах, как в тот раз, когда в Гитсник ударила молния.
Тогда он думал, что нашел эту битву там, в городе карликов-рогачей, но боги даже не дали ему насладиться хрустом чужих костей, а просто сгребли его и его парней и сунули в самую середку другого боя. Большого боя, больше, чем он когда-либо видел. Тут были ‘удишки, крысы, карлики, остроухие, скелетоны — в общем, враги на любой вкус. На миг Гримгор решил, что умер и попал в чертог Горка, но, получив стрелу в башку, сообразил: они в человечьем городе. Он поскреб рану. Стрела куда-то подевалась, а дырку затянул струп. Горк в его голове шумно требовал чего-то, и Гримгор раздраженно тряхнул башкой.