— Серый провидец! Что это значит? Разве Квик не пропищал-рассказал вам слова лорда Долгогрыза о том, что серые вечно переходят нам дорогу? Кто-нибудь из вас знал, что командир пятой роты — рогатый крыс?
Грутуз посмотрел Квику в глаза и показал зубы.
— Я не знал, — заверил он. — Мои братья-Творцы ничего не говорят мне. Большой секрет.
Гритч постукивал дрожащими пальцами друг об друга, потом он почесал усы и уставился на свои ступни, которыми нервно перебирал на месте.
— Гритч? Говори-пищи, — подбодрил его Квик.
— Да-да-да. Я знал. Не в подробностях, о ужасный, — ответил он, быстро подняв взгляд. — Слышу сплетни, слышу шепотки. Я ждал-ждал, чтобы сказать Квику, как только увижу его.
— Так в следующий раз увидь меня пораньше!
— Ну вот, сейчас мы увиделись-встретились, — сказал Гритч, пожав плечами.
Быстрым движением запястья Квик обрушил Гномодолбилу на череп мантикоры, расколов его пополам.
— Ска! — крикнул Квик.
— Да, великий, — отозвался Ска из устья туннеля.
— Приведи мне Скрикка! Квик хочет знать, что он скажет на это. Один взгляд Квика — он запахнет страхом и все выдаст.
— Да, великий.
— И отправь за инженерами клана Скрайр. Пора им доложиться Квику. Многое-многое нужно закончить перед тем, как мы выступим.
Квик зарычал. Он ненавидел все это, ненавидел, ненавидел, ненавидел.
— Квик хочет вогнать Гномодолбилу в головы бородачей!
— Терпение! — сказал Икит Шрам. — Бородачи все сдохнут, уже скоро придет их время.
Квик захихикал.
— Да-да. Ты прав. Ты был умен, воевода. Но не настолько умен, чтобы убить Квика! А теперь помолчи, мы не одни.
Грутуз обеспокоенно посмотрел на Квика.
— Мой лорд?
— Не обращай внимания. Ничего, что было бы предназначено для твоих ушей, зверьмейстер. Нет! Возвращайся к своим животным, Грутуз, — огрызнулся Головорез. — Гритч расскажет Квику все, что знает. Это происки Совета. Но, — задумчиво добавил он, — не тянется ли за случившимся хвост Долгогрыза? Вот в чем вопрос.
Он позволил этому последнему заявлению повисеть в воздухе минутку, прекрасно зная, что оно достигнет внимательных ушей. Если противники будут думать, что крысу вытащили из мешка, то могут запаниковать.
Гритч изо всех сил старался, чтобы на его морде ничего не отразилось, и ему это удалось.
— Расскажи Квику о Кранскритте. Пищи-рассказывай все, что знаешь.
Кранскритт тяжело оперся о стену норы, кровь грохотала у него в ушах так сильно, что даже голова тряслась в такт толчкам обезумевшего пульса. Каждый его сфинктер сокращался, еще немного — и Кранскритт обмочился бы. Он встряхнулся, и его лапы вспотели. Эффект зелья сходил на нет. Мягкогрыз предупреждал, что последствия будут еще те. Естественно, он ожидал, что крысолорд солгал ему или, по крайней мере, утаил часть правды, но в этом он не обманул — ломка после прекращения действия зелья оказалась чудовищной.
Здесь, в Котловане, было ужасно. Он ненавидел находиться на самом дне. Вопли безумных зверей Творцов не давали спокойно спать. Каждый раз, просыпаясь от их криков, он думал, что кричит сам. Его тело дышало жаром и тряслось, как в лихорадке, словно весь страх, который он ощущал и который уходил под действием зелья, обрушивался на него разом.
Трясущимися лапами он вытащил из складок мантии мягкий мешочек из человеческой кожи, выловил оттуда кусочек тускло светившегося камня искажения и принялся его грызть. Безумно колотившееся сердце провидца мгновенно разнесло по телу насыщенную новым ядом кровь. Его окатила волна спокойствия. Он нервно слизнул последние крошки с усов и пальцев.
Кранскритт закрыл глаза и прижался спиной и ладонями к прохладной скале, позволяя камню искажения и дальше распространяться в крови и изгонять неприятные ощущения. Так он и стоял, пока сердце его не забилось спокойно, а железы не перестали сокращаться. Слабость еще не прошла, но он почувствовал себя лучше и поковылял к норе, опираясь на стену.
Его покои заполняли ящики и коробки, некоторые — открытые, с наполовину вываленным на пол содержимым. Он не знал, что брать с собой, так как не имел ни малейшего представления, сколько ему придется провести в Городе Столпов. В конце концов он взял все, опасаясь оставить что-то важное. Но в норе, забитой битком, он не мог ничего найти, и это его тревожило.
Он пытался понять причину своего беспокойства — кроме слабости или Квика, который пугал его до такой степени, что одна мысль о нем вгоняла провидца в дрожь.