С южной стороны зал клана Скальфдон тянулся и тянулся, статуи предков, высеченные в его дальних стенах, терялись во мраке. Редкие и одинокие проблески все еще освещали помещение с высокого потолка, хотя с падения города прошло уже целых двадцать столетий. Звезды терялись в каменном лесу колонн, поддерживающих купол неба. Большая часть света исходила от менее величественных источников — в основном от факелов и фонарей, которые держали гномы-часовые.
Белегар осмотрел ряды своих воинов. Шесть сотен, почти все, что он имел. Только бойцы Дюрегара остались в гарнизоне у Восточных Врат в глубине Великой Долины. Эти шесть сотен терялись в зале клана Скальфдон — он-то был построен, когда тысяча раз по шестьсот гномов жили в Караке-Восьми-Вершин. Давно минули те славные деньки, исчез и сам клан Скальфдон — последний его представитель погиб в одной из многочисленных попыток вернуть Восемь Вершин до того, как Белегар наконец преуспел в этом.
Преуспел. Он фыркнул. Это не было успехом. Скавены уже выползали из своих дыр, появляясь под дюжиной арок в южной части зала.
— Вас что-то тревожит, мой король?
— Да, Нотригар, многое, — сказал Белегар. — Я гляжу на них, и моя кровь кипит. Теперь это их владения, а не мои. Посмотри! Они чувствуют себя в руинах как дома, пробираясь между могилами тех, кто во всем их превосходил. Посмотри на них! Посмотри на их грязные лапы, которыми они топчут лица наших предков. Посмотри на их оружие. Они ничего не ценят: ни тяжелую работу, ни ремесло, ни умение: все, чего они хотят, — это рвать и уничтожать, а потом сплясать на развалинах. Они процветают в гнили и разложении. Они не строят ничего, что могло бы остаться после них на века. Они не строят ничего красивого, на что стоило бы глянуть. Все их королевства — не что иное, как руины умирающих цивилизаций. Несправедливо, что такие, как они, унаследуют этот мир, в то время как лучшие народы исчезнут.
— Меня это тоже поражает, мой король, — согласился Нотригар.
Приступы меланхолии у Белегара случались все чаще с тех пор, как началась война, теперь король почти перестал шутить.
— Меня поражает, что боги — это толпа баруздаков, — сказал Белегар, — которая глумится над нашими великими предками. Все уходит, мельчает. Посмотри на эту битву, величайшее событие наших дней — лишь бледная тень Караз-Анкора в лужах крови. Наши предки сражались с самими Владыками Хаоса, шаг за шагом выдавливая тех из этого мира обратно в их царство. Что бы подумал Гримнир, который по сей день крепко держит в узде орды Хаоса, о своих потомках, в собственных домах втаптывающих в грязь крыс? — Он покачал головой.
Из рядов Железного Братства донеслось одобрительное ворчание.
— Тем не менее мы зададим им взбучку, которую они надолго запомнят, верно, ребята? Это закончится здесь, так или иначе, или я не дави. — Белегар указал на ковер из гигантских крыс и рабов, покрывавший пол.
Скавены просачивались в зал и затопляли его с неудержимостью наводнения. Через арку ворот можно было различить поблескивание доспехов, отряды, выстраивавшиеся позади несчастных скавенских рабов, выпихнутых на острие атаки.
— Смотрите, храбрые хазуканы! — крикнул король так, чтобы все услышали его. — Смотрите, как приходит наш великий враг! Смотрите, он собирает все свои силы против нас! Головорез уже здесь!
Над рядами гномов пронесся гневный вопль. Они стучали топорами по щитам и ревели. Белегар продолжал говорить, его ярость дала ему силы перекричать поднятый воинами грохот:
— Он пришел увидеть, как мы умрем, увидеть конец дави в великом городе Вала-Азрилунгол! Ну, я говорю, пусть идет. Пусть крысоволна рассеется в пыль на щитах и топорах сыновей Грунгни. Давайте его разочаруем! Хазукан! Хазук-ха! — проревел он.
— Хазукан! Хазук-ха! Во славу Грунгни!
В клич гномов вплелся рев боевых машин Дурггана. В различных точках зала были скрытно установлены метки — белые камни, ориентируясь на которые Толстопуз точно знал, кого и чем он может поразить на таком расстоянии. Первые шеренги рабов-скавенов сейчас как раз миновали один из них.