В данное время кончик моего языка щекотал вопрос "как" . За что они убили Павлика - отдельная тема. Я и сама, без посторонней помощи, могу назвать дюжину причин, по которым стоило если не убить зловредного Павлика, то хотя бы тюкнуть отбойным молотком. По плюгавой башке. От всей души. И желательно два раза.
Но, прежде чем озвучить щекотливый вопрос "как" , мне необходимо завершить то, что дядюшка называл ритуальным фамильным поглаживанием и что в переводе, должно быть, означает "я тебя вижу, и ты мне нравишься" . Прямо как у дельфинов.
- Мама, - наконец оторвался от меня кузен, - Я прошу тебя, не говори каждому встречному, что мы убили Павлика. Это идиотизм, разве ты не понимаешь?
- Максим, да как тебе не стыдно! - строго одернула тетя, - Ника - не каждая встречная.
- Перестань притворяться, - разозлился кузен, - То же самое ты сказала и санитарам, и Андрею, и почтальону... Как его там?.. А-а, - он безнадежно махнул рукой, - Неважно. В конце концов ты добьешься, что всех нас арестуют и посадят в тюрьму. Ты этого хочешь? - Максим завелся, - Да? Ты этого добиваешься? Боже, - он обхватил длинными руками косматую голову и замер, опустившись на колени возле моего кресла.
Я молча наблюдала за ними. С тетушкой давно все понятно. Двадцать шесть лет назад, будучи на седьмом месяце беременности, Елизавета Привалова покинула театральные подмостки с тем, чтобы больше туда не вернуться. Но правду говорят, что актрисы, как и шпионы, не бывают бывшими. Им не мешает отсутствие рампы, кулис и зрителей. Да и чем родные хуже зрителей? А старый дом - прекрасная декорация для бесконечной мелодрамы... К этому пришлось приспособиться. Но Макс! Как мальчик вырос, как отточил мастерство за те полгода, что я его не видела! Браво!
- Боже, - глухо простонал Макс, - Моя мать рехнулась!
- Вы оба рехнулись.
Все - падает пыльный занавес. Конец первого акта.
Тетя Лиза перестала всхлипывать, а Макс подавился стенаниями. Мы разом повернули головы.
В дверном проеме стояла эффектная девушка - высокая, статная, с голубыми глазами и иссиня-черными кудрями, обрамляющими молочный овал лица.
Она грациозно курила сигаретку, вставленную в длиннющий мундштук, едва уловимым движением тонкого пальчика стряхивая пепел прямо на дубовый паркет.
- Как хорошо, что ты приехала, - улыбнулась одними губами кузина. В ее прекрасных глазах плавали мелкие льдинки, которые, сталкиваясь, издавали звуки, напоминающие скрежет листового железа.
Она не выглядела ни испуганной, ни подавленной, ни рассерженной. Грета выглядела Гретой - холодной, отчужденной, словно происходящее не имело к ней ни малейшего отношения. А может, и правда не имело?
Впрочем, и холодной, и отчужденной Грета выглядела всегда. Она - выкормыш двух никудышных нянек: эгоистичной Мельпомены и неумолимого закона сохранения энергии. Попробую объяснить. С самого раннего детства, с мокрых пеленок, вокруг моей бедной кузины все бурлило, клокотало и пенилось. Если слезы - то градом, если смех - то до колик. Иначе тетя не могла. Отыграв одну великую роль, она принималась за другую: Княжна Тараканова дрожит у постели больного ребенка, Мария Стюарт кормит сопливых отпрысков манной кашкой, Жанна д,Арк проверяет школьный дневник, Анна Каренина бросается на рельсы из-за порванных колготок дочери и первой весенней ссадины на коленке сына. Ну и так далее. Постепенно нешуточные страсти великих вытеснили из
Гретты ее собственные неокрепшие эмоции. Известное дело - если что-то куда-то прибудет, то столько же оттуда и убудет. Се ля ви, как говорится...
Кузина подошла ко мне, и мы светски расцеловались, не касаясь друг друга накрашенными губами.
- Эти сумасшедшие уже сказали тебе, что мы убили Павлика? Так вот - мы его не убивали, - сказала она ровным голосом.
- Ну конечно! Это многое объясняет, - не сдержавшись, съехидничала я.
- Не убивали, - эхом отозвался Макс. Он встал с коленей и переместился на широкий подлокотник моего кресла.
- У Павлика был сердечный приступ, его увезли в больницу, - объяснила кузина.
- Сердечный приступ, говоришь? - обескуражено протянула я, - Кто бы мог подумать, что у нашего дорогого Павлика вообще есть сердце....
Грета равнодушно пожала плечами и пошла к бронзовой пепельнице тушить сигарету.
- Это мы - мы! - довели его до приступа! - воспользовавшись паузой, отчаянно крикнула тетя, и крупные слезы наперегонки покатились по ее пухлым щекам. Достигнув дебелого подбородка, они срывались вниз и по ложбинке устремлялись в необъятные недра корсета.