18. Жак Шасс - Леблану
Берлин, сентябрь
Ваше письмо нашло меня в Берлине, куда мне приказано было направиться. Я состою при специальной миссии, которая будет вести переговоры с русскими. Из Парижа сюда на днях прибывает герцог де Виченца, а из Петербурга - кто бы вы думали? - Сперанский, которого царь внезапно вернул из ссылки и назначил на особый дипломатический пост!
Со Сперанским я знаком со времен Эрфурта. Император Наполеон был о нем весьма высокого мнения. Однажды он в шутку предложил Александру обменять Сперанского на какое-нибудь королевство. Мне будет интересно встретить его снова.
Пока же я познакомился здесь с одним молодым русским - г-ном Истоминым. Свое дворянство он возводит к XVI веку и говорит об этом не без гордости, хотя, впрочем, и не без иронии. Учился в Геттингене. Очень неглуп и симпатичен. Кажется, мы подружились или подружимся. Глядя на него и на одного из его спутников, я думаю, что в России вырастает новое поколение, совсем непохожее на бояр, каких вы знавали в Париже еще при старом режиме. Дух гражданственности - это что-то новое для русских.
Ваши проницательные замечания о князе меня немало развлекли. Вы не ошиблись и в том, что он имеет частные сношения с Даву. У меня был случай убедиться в этом, когда я сидел за бутылкой вина с одним из моих старых друзей, который служит в штабе маршала. На прошлой неделе Даву наконец вышел из Гамбурга с шестью дивизиями и медленно движется на запад. Никто не знает, что он задумал. Не суждено ли Жозефу сыграть роль злополучного Вителлия в борьбе с этим Веспасианом? Династия Даву - как это звучит, а? Я отлично помню Даву еще с итальянского похода. Над ним тогда смеялись: ему были свойственны осторожность, хладнокровие и упорство - качества не очень частые у французов. Но теперь именно эти качества ему могут пригодиться.
Я получил письмо от моего брата. Волнующая искренность и напыщенный слог странным образом соединяются в нем. Но я не чувствую в себе готовности сражаться и умирать за то, чтобы прах Бабефа попал в Пантеон.
Кто-то сказал, что Берлин, собственно, не город, а лишь место, где собрано множество людей. Среди этих людей немало умных, они-то и образуют духовный мир Берлина. Но эти люди - берлинцы лишь по прихоти географии. Собери их в любом другом городе, и они образуют точно такое же общество. Внешне же Берлин - это втиснутые в одну линию монотонные дома и широкие, проложенные по линейке улицы.
Впрочем, живется мне здесь довольно весело. Благодаря своему положению сотрудника специальной миссии я принят во дворце и в свете. Когда я получаю известия из Франции, то порой думаю, что это веселье на пороховом погребе.
19. Николай Истомин - Ольге Истоминой
Берлин, сентябрь
Милая сестричка, столько событий пронеслось над миром и надо мной за два месяца, что даже не знаю, с чего начать.
Сперанский находится здесь вторую неделю. Я пользуюсь полным его доверием, что мне весьма лестно. Он ведет дело с большим искусством и тактом, хоть испытывает трудности немалые. Главная цель его - добиться от французов мирными средствами всего, чего желает государь: постепенного очищения Польши и Пруссии, свободы торговли и мореплавания, невмешательства их в наши дела с Турцией и Швецией.
Хватит мне, однако, забивать твою головку политикой.
Хоть и просиживаю порой ночи над срочными бумагами, занимаюсь я не только работой. Чуть не каждый день - балы. То-то натанцевалась бы ты здесь вдосталь! Вчера - у прусского вельможи, сегодня - у нашего посла, завтра - во дворце, и так день за днем!
Сознаюсь тебе честно: здесь было бы нетрудно забыть NN с ее прелестными глазками, хоть я и получил от нее письмецо (писанное, как видно, отчасти под диктовку maman). Мой новый друг M-r Chasse, capitaine de l'armee imperiale* и умнейший человек, безумно влюблен в даму здешнего общества, а я, кажется, его поверенный в сердечных делах. Шасс бы тебе понравился: человек умный, благородный и чувствительный, хоть, заметь, из мещанской семьи. Он рассказал мне свою жизнь. Какая жизнь! Он на десять лет старше меня, но опыта у него, полагаю, в десять раз больше. Помнит он революцию, был тогда мальчиком, но не ребенком. В 16 лет он в армии, на Рейне. Ранен штыком в ночном бою. Возвращается в Париж и садится за книги. Сам себе университет! Были у него и наставники, коих он ныне с великим почтением поминает.
_______________
* Г-н Шасс, капитан императорской армии (фр.).
Он любит девушку, но ее родители не дают согласия на брак. Он увозит возлюбленную, брак заключен против воли ее семьи. Шасс отправляется с Бонапартом в египетский поход, не зная, что она готовится стать матерью. Семья отрекается от нее, она живет с ребенком в нужде. Шасс, чудом уцелев в Египте, попадает в плен, бежит, пойман и едва не казнен ужасной смертью. Снова бежит и попадает в Париж к свежей могиле жены. Сын его теперь воспитывается в закрытом лицее.
Пять лет провел он в странствиях дальних и опасных. Был в Мексике и Бразилии. Вернулся тяжело больной, доктора считали его обреченным. Но он выжил и лишь три года снова в армии. Поэтому он только капитан, хотя его лично знал Наполеон. По-моему, он мог бы командовать хоть корпусом.
...Прости, душа моя, пришли за мной от Сперанского. Поцелуй от меня маменьку. Я посылаю ей несколько фунтов лучшего голландского табаку. Сделал для матушки мой миниатюрный портрет - здесь мастера есть изрядные. Хочу вставить его в табакерку, как она желает, и послать следующей почтой.
20. Из мемуаров Талейрана
В увлечении быстрой сменой событий, тщеславием, ежедневно новыми интересами, в атмосфере войны и политической борьбы, окутавшей Европу, никто не мог внимательно приглядеться к собственному положению: политическая жизнь слишком владела умами, чтобы хоть одна мысль могла обратиться к частным делам. Люди бывали у себя дома только случайно и потому, что где-нибудь же надо отдохнуть, но никто не желал постоянно пребывать в собственном доме.
...Характер Даву сыграл в эти дни роковую роль. Генерал в 24 года, первоклассный военный талант, он сознательно подчинил себя и свою жизнь гению Бонапарта. Он был свободен и от недостатков последнего: несдержанности, недостаточной обдуманности действий. Я уверен, что Даву не увяз бы в трясине пиренейской войны, как это сделал император. В 1812 году ему было сорок лет: прекрасный возраст для военного и государственного мужа, когда еще сохраняется энергия молодости и уже не опасны ее страсти. Смерть императора открыла для него новые возможности.