— Да, верно, — вставил я. — Дело рук солиста основного состава балетной труппы.
— Нет, серьезно, — произнес он, склоняясь над обезглавленным трупом и указывая пальцем. Казалось, он показывает на слетевшихся мух, но нет.
— В том, как совершено расчленение, угадывается несомненная точность, может быть даже хирургическая подготовка.
— Возможно, — сказал я. — Но, по-моему, доктор лишился своего пациента.
Он выпрямился, взглянул на меня и чуть заметно улыбнулся; он отлично понимал мое состояние: видел, что мои остроты — не что иное, как уловка, при помощи которой я пытался удержать свои завтрак в желудке.
— Тебе следовало бы приезжать в Кливленд почаще, — заметил он.
— Да, умеешь ты устроить приятелю приятное времяпрепровождение, надо отдать тебе должное, Элиот.
Он прошел несколько шагов вперед и склонился над отрубленной по локоть рукой, которая как будто пыталась дотянуться до пустой коробки из-под мыла, пальцы, казалось, вот-вот дотронутся до обертки «Золотой пыльцы близнецов». Чтобы получше разглядеть руку, он опустился на корточки.
Я приехал сюда отнюдь не на отдых. Кливленд меня никогда не прельщал как место отдыха. Я приехал сюда по делу: искал пропавшую дочь одного клиента из Иванстона, владельца дюжины небольших закусочных, разбросанных вокруг Чикаго. Он был из тех парней, которые сами встали на ноги. Начав пятнадцать лет назад с мойщика посуды в засаленной кухне, теперь он имел кирпичный дом в Иванстоне и кучу денег по нынешним временам. Его жена умерла четыре или пять лет назад от туберкулеза легких, а дочь, которую он считал хорошей девочкой, хотя, по мнению других, она была вздорной девицей, — несколько месяцев назад ушла из дома с танцором по имени Тони из Вест-Сайда, который подрабатывал в дансинге платным партнером.
Тони я отыскал в «Толедо». Там он выступал с темноволосой девушкой по имени Фифи; отпустил усы ниточкой и исполнял ритуальные танцы апачей. Теперь он именовал себя Антуаном. Тони-Антуан сообщил, что Джинджер (так прозвали дочь владельца сети закусочных из Иванстона) ушла от него к парню по имени Рэй, который владел (прошу обратить внимание) ресторанчиком в Кливленде.
В Кливленд я приехал вчера и поговорил с Рэем, не намекая, что ищу ее; просто поинтересовался, где симпатичная официантка, которую зовут, кажется, Джинджер. Рэй, худощавый, лысеющий тип лет тридцати, с металлическими передними зубами, хитро ухмыльнулся, давая понять, что Джинджер не только официантка, но и сама неплохое блюдо. Дальше он выложил, что сегодня у нее выходной, и она с подругами отправилась в кино, и что завтра часам к пяти будет на месте.
Я не стал расспрашивать его подробнее, намереваясь встретиться с Джинджер на следующий день, решив потерять день в Кливленде и потревожить моего давнего приятеля Элиота. И вот теперь вместе с ним торчал на городской свалке, наблюдая, как он изучает отсеченную руку женщины.
— Ну-ка, взгляни, — позвал Элиот, указывая на вытянутые пальцы руки.
Я неторопливо приблизился к нему.
— В чем дело, Элиот? Будешь испытывать мои дедуктивные способности или хочешь, чтобы меня вывернуло?
— Просто удача, — не обращая внимания на мои слова, продолжал он. — Большинство жертв так и остались неопознанными. Их рассекли на слишком мелкие части. Но в данном случае нам, похоже, повезло. Взгляни, теперь у нас, пожалуй, есть две приметы.
Он указал на мизинец лежавшей руки, на котором поблескивало изящное золотое колечко с зеленым камнем.
— Отличная вещица, редкое украшение, по нему можно отыскать след владельца, — произнес он, скупо улыбаясь. — А это вот еще получше... — И он показал на родимое пятно клубничного цвета в форме слезинки, видневшееся чуть ниже запястья.
Я взглянул, затем, выпрямившись и прижав руки к животу, отошел в сторону и исторг из себя весь завтрак.
Спустя некоторое время почувствовал, как рука Элиота дружески похлопала меня по спине.
— Нат! В чем дело? Тебе же и раньше приходилось видеть трупы... держись, приятель...
Он помог мне подняться.
Во рту горело и было противно.
— Ну что ты, в чем дело?
— Кажется, я только что нашел дочь моего клиента, — с трудом выдавил я из себя.
Именно родимое пятно клубничного оттенка и филигранное кольцо с зеленым камнем составляли основные «особые приметы» девушки. С имевшихся фотографий на меня смотрела симпатичная, но ничем не выделяющаяся юная женщина, стройная брюнетка, похожая на каждую третью девушку на улице. Поэтому я очень надеялся на эти две приметы. Однако никак не ожидал, что встреча произойдет подобным образом.
Я сидел в кабинете Элиота в Кливлендском сити-холле; рядом по коридору располагался кабинет мэра. Мы пили кофе с ромом. Элиот прятал бутылку рома в нижнем ящике рабочего стола. Я пообещал не сдавать его Капоне, так как Элиот в свое время ревностно стоял за соблюдение сухого закона.
— Полагаю, следует позвонить отцу, — заметил Элиот. — Пригласить его приехать для опознания.
Я уже думал об этом.
— Может быть, подождем, пока... О Господи Иисусе, пока не отыщется голова?..
Элиот пожал плечами:
— Кольцо и родимое пятно дают нам все основания уведомить отца.
— Могу позвонить.
— Нет, ты поговоришь с ним после меня, — это то, что должен сделать я. — И он позвонил. Разговаривая очень тактично, через несколько минут передал трубку мне. Если на месте преступления я счел его холодным и бесчувственным человеком, то теперь, увидев, как увлажнились его глаза, я изменил свое мнение о нем.
— Это моя девочка?! — еле слышно спросил низкий голос на другом конце провода.
— Думаю, да, мистер Дженсен. Боюсь, что это именно она.
Я расслышал, как он всхлипывал.
Затем проговорил:
— Мистер Несс сказал, ее тело... расчленили. Почему вы утверждаете, что это она? Откуда... вы знаете, что это она?
Я сказал ему о кольце и родимом пятне в форме слезинки клубничного оттенка.
— Я должен приехать, — сказал он.
— Может быть, не нужно, — я прикрыл трубку. — Элиот, может, его опознания достаточно?
Он кивнул.
— Обойдемся.
Мне пришлось немного поспорить с Дженсеном. В конце концов он согласился, чтобы мы переправили останки дочери домой поездом. Я обещал сегодня же связаться с похоронным бюро и сопровождать тело.
Я передал трубку Элиоту, чтобы тот повесил ее.
Мы обменялись взглядами, и Элиот, не склонный к клятвам, сказал:
— Отдал бы десять лет жизни, лишь бы только поймать этого подонка.
— Сколько времени понадобится для обследования тела?
— Поговорю со следственным отделом. Уверен, сможем отправить ее домой через день-другой. Где ты остановился?
— В отеле «Стадиум».
— Больше ты там не живешь. У меня свободная комната. Ты знаешь, я теперь холостяк.
Мы еще не добрались до этой темы в наших разговорах. Брак Элиота всегда казался мне идеальным, поэтому я был буквально потрясен, когда несколько месяцев назад узнал о его разводе.
— Весьма сожалею, Элиот.
— Я тоже. Но я кое с кем встречаюсь. Ты, наверное, ее помнишь, она тоже из Чикаго.
— Кто?
— Эви Мак-Миллан.
— Художница из журнала мод? Красивая женщина.
Элиот застенчиво улыбнулся.
— Вечером ты ее увидишь, в Кантри-клубе, организую подружку и для тебя. Не хочу, чтобы ты встревал в мои отношения.
— Да как ты можешь говорить такое? Неужели ты мне не доверяешь?
— Еще много лет назад я усвоил одно правило, — заявил он, поворачиваясь к столу, заваленному бумагами, — никогда не доверять чигакским полицейским — даже бывшим.
На открытой террасе Кантри-клуба оркестр из десяти музыкантов исполнял мелодии Кола Портера, а мягкий ветер с озера Эри поигрывал волосами женщин. Вокруг было множество симпатичных женщин в платьях с низкими вырезами, обнаженными плечами, и в их распоряжении множество мужчин в вечерних костюмах. Однако вечер не был официальным, и, поскольку здесь же присутствовали многие любители гольфа, отдыхая после дневных баталий, мелькало немало спортивных костюмов, среди которых попадались и деловые, наподобие моего. Некоторые из женщин вообще были одеты по-будничному, как, например, высокая, стройная блондинка в розовой кофточке и светло-зеленой плиссированной юбке. Сидя со мной за небольшим металлическим столиком, выкрашенным в белый цвет, она поинтересовалась, не отведаю ли я бакарди. Воздух благоухал как цветочный сад: