– Еще как… По лицу отца разлилось искреннее удовольствие – он едва не облизнулся. Исполнительность Ричарда его давно раздражала – приходилось изобретать причины обходиться с ним по-скотски, однако теперь, разумеется… Он велел Ричарду зайти в кабинет, а мне – отправляться в мою комнату и пошел за мной наверх. Ричард тоже порывался пойти, но я попросила его этого не делать. Отец… Я не стану пересказывать вам, что он сказал. Из увиденного он сделал самые худшие выводы из возможных. Он был невероятно гнусен, кричал на меня как помешанный. Он и правда будто потерял рассудок. Наверное, это был приступ белой горячки – он же страшно пил… Зря я вам все это рассказываю, да?
– О нет, – заверил Аллейн.
– Я ничего не чувствую, даже облегчения. Мальчики откровенно выдохнули, а я… Но я и не боюсь больше. – Она смотрела на Аллейна, о чем-то напряженно думая. – Невиновным ведь нечего бояться, не правда ли?
– Такова аксиома полицейского расследования, – подтвердил Аллейн, гадая, невиновна ли Филиппа в самом деле.
– Это никак не может быть убийством, – сказала Филиппа. – Мы все слишком боялись его убивать. Мне кажется, он бы победил, даже если бы мы попытались. Он бы нашел способ нанести ответный удар… – Она прижала пальцы к глазам. – Что-то я запуталась.
– По-моему, вы потрясены сильнее, чем сознаете. Я постараюсь побыстрее. Ваш отец устроил безобразную сцену в вашей комнате. Вы сказали, что он кричал на вас. Это кто-нибудь слышал?
– Да, мама. Она вошла ко мне.
– А дальше?
– Я сказала: «Иди, родная, все в порядке». Я не хотела ее в это втягивать. Он едва не свел ее в могилу своими выходками. Иногда он… Мы не знаем, что происходило между ними. Это великая тайна, как дверь, которая тихо затворяется поплотнее, когда идешь по коридору.
– Ваша мама послушалась и ушла?
– Не сразу. Он ей сказал, что обнаружил, будто мы с Ричардом любовники. Он сказал… Не важно, не хочу повторять. Мама пришла в ужас. Он будто растравлял какую-то старую рану, чего я не могла понять. Потом неожиданно велел ей идти к себе. Мама сразу ушла. Отец пошел за ней, а меня запер на ключ. Больше я его не видела, только слышала с первого этажа. Но это уже потом.
– Вы просидели взаперти до утра?
– Нет. Комната Ричарда Хислопа рядом с моей, мы говорили через стену. Ричард хотел отпереть дверь, но я попросила на всякий случай этого не делать – вдруг он снова поднимется. Позже, совсем ночью, вернулся Гай. Когда он проходил мимо моей комнаты, я стукнула в дверь. Ключ торчал в замке, и Гай его повернул.
– Вы сказали брату, что произошло?
– Только про скандал. Гай не стал задерживаться, ушел к себе.
– А в вашей комнате слышно радио?
Филиппа удивилась:
– Радио? Как же, конечно. Слабо, но различимо.
– Вы слышали радио после того, как ваш отец спустился в кабинет?
– Не помню.
– Подумайте, что вы слышали, пока долгое время лежали без сна в ожидании, когда вернется брат.
– Сейчас постараюсь… Когда отец вышел и увидел меня и Ричарда, приемник был выключен – они перед этим работали. Нет, я не слышала радио, только… Погодите, да, после того как он вышел из маминой комнаты и спустился в кабинет, раздался оглушительный треск радиопомех. Затем некоторое время было тихо. Потом, кажется, снова послышался этот треск… О, и еще кое-что: после радиопомех у меня возле кровати выключился радиатор. Должно быть, случился перебой с электричеством – от этого и помехи, и радиатор. Минут десять спустя обогреватель снова заработал.
– А приемник снова заиграл?
– Не знаю, это я плохо помню. Радио снова включилось, когда я уже засыпала.
– Благодарю вас от всей души и не смею больше задерживать.
– Хорошо, – спокойно сказала Филиппа и вышла.
Аллейн послал за Чейзом и расспросил его об остальных слугах и обстоятельствах обнаружения тела. Затем вызвали Эмили и допросили ее. Когда она вышла, потрясенная, но уже успокоившаяся, Аллейн повернулся к дворецкому.
– Чейз, – сказал он, – у вашего хозяина были какие-нибудь особые привычки?
– Да, сэр.
– Пристрастие к радиоприемнику?
– Простите, сэр, я думал, вы имели в виду – вообще.
– И вообще тоже.
– Если позволите, сэр, мистер Тонкс весь состоял из особенных привычек.
– Сколько вы у него проработали?
– Два месяца, сэр, и должен был уйти в конце этой недели.
– Вот как? Отчего вы решили уволиться?
Ответ Чейза отличался характерной для его речи выразительностью:
– Есть вещи, которые живому человеку не стерпеть, сэр. Одна из них – это когда с вами обращаются так, как мистер Тонкс обращался со своими слугами.
– А! Тоже его особая привычка?