Еще большая суета у бараков… Крики. Вопли. Давка. Сметая все на пути, плотный клубок сцепившихся тел катится то в одну, то в другую сторону. Мелькают кулаки. Свистят дубинки.
Кровь. Стоны. Хрипы. Собачий лай.
Наконец, клубок растащили… Среди оборванных, исцарапанных людей и морячок, и «бауэр», и инженер, у которого от очков остались одни дужки.
— В наручники! Всех в наручники! — кричит комендант.
— Хрена с два!
— Хоть в кандалы!
— Не поедем! Умрем, а не поедем!
— Исполнять приказ! — зашелся в крике комендант.
Здоровенные парни из Военной полиции врезались в толпу пленных — и началось новое избиение… Через полчаса все русские люди были в наручниках.
— Построить! — приказал комендант. — Построить в колонну по четыре и загнать в вагоны!
Началась бестолковщина построения… В это время из толпы вынырнул нелепо выглядевший с разбитыми очками инженер и обратился к коменданту:
— Я ничего не вижу. В бараке есть очки, запасные. Разрешите отлучиться?
— Валяй! Только быстро, — кивнул комендант. Бочком, бочком, а потом все решительнее и быстрее инженер побежал в барак. Ему страшно мешают наручники, но он все же изловчился и зачем-то начал расстегивать брючный ремень.
А построение идет полным ходом! Людей толкают, переставляют из шеренги в шеренгу, пытаются сосчитать.
— Сколько их? — спросил комендант.
— Шестьдесят девять, — ответил сержант.
— Семьдесят, — поправил комендант. — Один в бараке, ищет очки. Сходи-ка за ним.
Сержант бросился к бараку и… через минуту вернулся с перекосившимся лицом.
— Что? Что случилось? — набросился на него комендант.
— Он… Он… — махнул рукой сержант и, прикрыв рот рукой, шагнул за угол.
Комендант решительно направился к бараку, шагнул в широкую дверь и наткнулся на чьи-то болтающиеся ноги. Брезгливо оттолкнул их, но тут же в неподдельном ужасе прижался к стене. В проеме двери раскачивался ставший необычайно длинным инженер. Он повесился на брючном ремне.
— Снять, — вытирая холодный пот, приказал комендант.
Пленные бросились к бараку, кто-то перерезал ремень, и труп рухнул на закованные в американские наручники руки русских людей… А потом его положили на землю штата Айдахо.
— Надо похоронить, — сказал кто-то.
— Конечно.
— Нужны лопаты.
— Снимите наручники, — обратились пленные к коменданту. — Мы его похороним.
Комендант понимал, что с трупом надо что-то делать, что ему и без того попадет от начальства, что русских лучше не злить, но снять наручники и дать такое оружие, как лопаты, нет, это опасно. И он холодно бросил:
— Никаких похорон. Все сделают без вас. А сейчас — по вагонам. Немедленно по вагонам! — сорвался он на крик.
— А-а-а! Пропади все пропадом! — с исказившимся лицом зашелся в визге морячок. — Не видать вам Кости-моряка! Прощай, Марьина роща!
В мгновенье ока морячок выхватил из-за голенища короткий нож и вонзил себе в живот! Потом в грудь! И, уже слабея, полоснул себя по шее.
Все в ужасе расступились.
— Взять! Погрузить! — кричал комендант. — В порту должны быть все! Все до единого! Сдавать по списку!
Одни охранники подхватили труп инженера, другие — истекающего кровью морячка, третьи начали теснить всю группу. И вдруг из толпы вывалился «бауэр». На какое-то мгновенье его потеряли из поля зрения. Потом спохватились. А простой русский мужик, битый всеми властями землепашец затравленно озирался. Шагнул вправо — солдаты, влево — полиция, назад — скалится комендант. Уже тянутся руки охранников, уже схватили за шиворот, но он резко присел, крутанулся, хрипло выдохнул: «А хрена не хочешь?!» — и что есть мочи припустился к бараку.
Охранники бросились за ним, стараясь отрезать дорогу к двери. Но он и не думал бежать к двери, а несся прямо к кирпичной стене. Охранники круто повернули. До стены метров пять… четыре… три… Охранники уже протянули руки, чтобы схватить беглеца, но тот сильно оттолкнулся и, пролетев последние метры в воздухе, вонзился головой в стену. Бело-розовое месиво так и брызнуло на руки охранников!
Подошел комендант. Испуганно-брезгливо посмотрел на то, что лежало на земле, и коротко бросил:
— В вагон. Все равно в вагон. Я должен сдать их по списку.
Бегут, летят по просторам Америки окутанные паром поезда. На остановках никого не выпускают. У тамбуров появляется вооруженная до зубов военная полиция. Паровозы заправляются водой, углем — и снова поезда летят к океану.
Вот и Сан-Франциско. У причала советский пароход «Урал». Одни, увидя советский флаг, ликуют, другие — хмурятся. Но все под гром оркестра спокойно и деловито поднимаются по трапу. У первой ступеньки стоит комендант лагеря и озабоченно считает.