— Смотри, его видно. Вон там. Внутри этого театра я провёл самые кошмарные полчаса моей жизни и должен был бы содрогаться от одного взгляда на это здание, но, клянусь Богом, меня влечёт к нему так, как никогда и ни к чему не влекло. Знаешь, если Кондукис начнёт его сносить, я, пожалуй, переменю квартиру, чтобы не видеть этого варварства.
— Может, подкараулить его и броситься перед ним на колени с воплями «О, сэр, пожалуйста, сэр, пощадите „Дельфина“, умоляем, сэр»?
— Я могу точно сказать тебе, какова будет реакция. Он попятится, словно от нас дурно пахнет, и скажет своим бесцветным голосом, что ничего не понимает в подобных вещах.
— Интересно, сколько понадобилось бы денег?
— Чтобы восстановить его? Не иначе как сотни тысяч, — мрачно ответил Перигрин. — Вряд ли Национальный театр захочет даже задуматься над этим. И вообще никто не захочет… Нет ли какого-нибудь общества, которое занимается памятниками старины?
— Есть, но… «я ничего не понимаю в подобных вещах», — передразнил Джереми и вернулся к своей модели.
Перигрин же с некоторым сожалением (в котором не признался бы даже под угрозой расстрела) принялся упаковывать костюм от мистера Кондукиса. Он был из прекрасного угольно-серого твида и сшит прямо по-королевски. Затем мистер Джей выстирал и выгладил носки, нижнее бельё и рубашку, которые были на нем чуть более получаса, и похитил принесённую Джером картонную коробку, чтобы сделать посылку.
— Теперь надо найти посыльного, чтобы доставить все это.
— Зачем?!
— Идти самому — чертовски мучительно.
— Тебе всего-навсего понадобится сунуть коробку раззолоченному лакею.
— Я буду чувствовать себя настоящим ослом.
— Совсем рехнулся, — коротко резюмировал Джер.
— Не хочу туда возвращаться. Понимаешь, все было так странно, диковинно и в то же время несколько зловеще. Точь-в-точь как в сказке, где исполняются все желания, кроме последнего.
— Молодой драматург с вытаращенными глазами и добрый отшельник?
— Я не уверен, что Кондукис добр, хотя допускаю это, а глаза я действительно таращил. На перчатку. Знаешь что?
— Что?
— Мне пришла в голову одна мысль.
— Уже? И какая же?
— Не сейчас. Пока я хотел бы воздержаться от обсуждения, но речь идёт о пьесе.
— Да, такие вещи лучше не обсуждать заранее, — согласился Джереми.
— Вот именно.
Наступившее молчание прервал хлопок крышки почтового ящика.
— Пет, — свистнул Джер.
— Вряд ли это наш.
— Счета.
— Ну, их я в расчёт не принимаю. Просто не смею.
— А вдруг это письмо от мистера Кондукиса с предложением усыновить тебя?
— Хи-хи-хи.
— Лучше посмотри, а то мне что-то не нравится твоё кудахтанье. Прогулка по лестнице тебе не повредит.
Перигрин прошёлся по комнате, затем, как бы ненароком, толкнул дверь, медленно спустился по ветхой лестнице и пошарил в почтовом ящике. Там оказалось три счета (два из них для него), рекламный проспект и конверт.
«Перигрину Джею, эсквайру, в собственные руки».
Перигрин и сам не знал, почему ему не захотелось вскрывать конверт прямо у ящика. Он вышел наружу, добрёл по их тихой улочке до проёма между домами с видом на Темзу и Сауквок, невидящим взглядом уставился на склад, который частично заслонял «Дельфин». Наверное, склад «Фиппс Браса», где работает тот человек с маслёнкой… Джоббинс. Ветер с реки обвевал его голову, собирал волосы на затылке. Быть может, именно в тот миг ведьма-муза, как любил её называть Перигрин, и запустила свои когти в его шевелюру. Где-то ниже по течению дружно взревели баржи. «Почему, интересно, речные суда так любят гудеть хором?» — удивился Перигрин. Его правая рука судорожно сжимала в кармане куртки письмо.
Глубоко вздохнув, словно решившись на отчаянный шаг, он резко выдернул конверт из кармана и вскрыл его.
Пять минут спустя Джереми услышал, как хлопнула входная дверь, и Перигрин, спотыкаясь, взлетел по лестнице. Он ворвался в комнату бледный как смерть и явно лишившийся дара речи.
— Господи, ну что ещё-то стряслось? — устало поинтересовался Джереми. — Кондукис пытался тебя похитить?
— Читай, — выдохнул Перигрин, сунув ему в руку листок.
«Уважаемый сэр, — прочёл Джереми, — мистер В.М.Г. Кондуки с поручил мне проинформировать Вас, что он занялся вопросом касательно театра "Дельфин ", Причальная набережная, который имел удовольствие обсуждать с Вами сегодня утром. Мистер Кондукис считает, что данный вопрос требует более детального изучения, и потому предлагает Вам позвонить в представительство компании «Консолидэйтед Ойлс, Лтд» и связаться с мистером С. Гршслэдом, который полностью введён в курс дела. Для Вашего удобства я прикладываю карточку с адресом, а также сообщаю, что позволил себе договориться о Вашей встрече с мистером Гринслэдом сегодня до 17.30.
Мистер Кондукис поручил мне также умолять Вас не затрудняться возвращением тех вещей, которые он был счастлив предложить Вам после прискорбного несчастного случая, виновником которого он, без сомнения, себя чувствует. Мистер Кондукис понимает, что Ваш собственный гардероб безнадёжно испорчен, и надеется, что Вы позволите ему сделать тот жест, который кажется наиболее адекватным в плане компенсации ущерба. Вещи, кстати, совершенно новые. В ином случае мистер Кондукис будет надеяться возместить причинённый Вам ущерб в более удобной для Вас форме.
Мистер Кондукис не намерен лично участвовать в каких бы то ни было планах относительно театра "Дельфин "и нив коем случае не желает затрагивать эти вопросы. Мистер Гринслэд уполномочен представлять его на всех уровнях.
С уважением,
— Не может быть, — сказал Джереми, глядя поверх своих очков.
— Может. Пока, во всяком случае. Джереми ещё раз перечитал письмо.
— Что же, по крайней мере, он не собирается приближать тебя к себе, стало быть, мы судили о нем неверно.
— Насколько я понял, он, слава Богу, не желает меня видеть.
— Не впал ли ты в грех красноречия, мой бедный Перигрин?
— Похоже, что впал. И польщён результатом.
— Сдаётся мне, — неуверенно произнёс Джереми, — что он когда-то потерпел крушение на море.
— Кто?
— Кондукис, болван. Кто же ещё? На своей яхте.
— Уж не на «Каллиопе» ли случайно?
— Кажется, да. Я почти уверен, что она утонула.
— Быть может, неприятное положение, в которое я попал, напомнило ему о собственных переживаниях?
— Знаешь, — заявил Джереми, — я решительно не понимаю, чего ради мы все это раздуваем. Что, собственно, произошло? Ты посмотрел на заброшенный театр, свалился в выгребную яму, откуда был извлечён мультимиллионером, после чего стал резать правду-матку, настаивая на уникальности здания. Владелец спросил себя, не надо ли повременить и разобраться в существе вопроса, и направил тебя к одному из своих рабочих муравьёв. Где тут повод для возбуждения?
— Интересно, понравился бы мне М. Смитимен, доведись нам встретиться? А вдруг я невзлюблю С. Гринслэда с первого взгляда? Или он меня, скорее?
— При чем тут это? Ты вечно переоцениваешь персональные связи. Взять хотя бы твоё идиотское обхождение с женщинами. И вообще… Подозревать бедного мистера Кондукиса в нечестных намерениях после того, как он выразил желание никогда в жизни больше с тобой не встречаться!