«Сигнал тревоги,— подумал мрачно Эллери.— Из Эскуэвы. Они увидели пожар и начали собирать народ. Скоро тут будет масса маленьких человечков с ведрами и другими сосудами и самодельными орудиями борьбы с огнем. Все они ворвутся в горящий лес. Эти люди привыкли бороться с пожарами. Конечно, они его победят — или сами, или ниспосланный богами дождь погасит пожар. Но одно несомненно,— продолжал размышлять Эллери, вглядываясь в дым и спазматически кашляя,— два джентльмена по имени Квин найдут свою судьбу на опаленной дороге вдоль одинокой горы, за много миль от Центральной улицы Нью-Йорка и Верхнего Бродвея. И никто не увидит, как они уйдут из этого мира, который внезапно стал для них таким милым и дорогим».
— Там! — вдруг завизжал инспектор, подпрыгивая.— Там, Эл, я знал это, я знал это! — И он затанцевал на сиденье, указывая налево. В его голосе звучала дикая смесь слез, облегчения и удовлетворения.— Мне казалось, что я заметил где-то тут боковую дорогу. Останови машину.
С дико бьющимся сердцем Эллери нажал на тормоза. Сквозь разрыв в дыму виднелась черная дыра. Это была, очевидно, дорога, ведущая вверх по крутой и почти непроходимой части леса, который покрывал грудь Эрроу-Маунтина, как гигантская шерсть. Эллери изо всех сил крутил руль. «Дьюзенберг» двинулся назад, взвизгнул, а затем с ревом рванулся вперед.
На второй скорости он буквально вгрызся в затвердевшую проселочную дорогу, идущую под опасным углом к главному шоссе. Мотор выл и пел, а машина ползла вверх. Взбираясь, она теряла скорость. Теперь дорога начала взвиваться. Вот еще поворот, и, наконец, ветерок донес до них сладкий, душистый запах сосен, свежий прохладный воздух. Казалось невероятным, что всего двадцать секунд назад они оставили позади себя пожар, дым, свою судьбу, а может быть, и смерть...
Их окружила абсолютная темнота. Небо было черное, деревья черные, дорога черная. Воздух, как целительный бальзам, омывал божественной прохладой их измученные легкие и глотки. Они даже слегка опьянели от этого воздуха, жадно глотая его, вдыхая изо всех сил, так что легкие готовы были разорваться от обилия кислорода.
Потом их обуял смех.
— Боже,— смеялся Эллери, останавливая машину.— Это все слишком фантастично!
Инспектор хихикал.
— Вот именно. Уф! — Он дрожащими руками провел носовым платком по лицу.
Они сняли шляпы и с наслаждением дышали. Потом начали всматриваться, пытаясь разглядеть друг друга в темноте, и замолчали. Веселое настроение понемногу улеглось.
Эллери отпустил тормоза, и «дьюзенберг» двинулся вперед. Если прежняя дорога была трудной, то лежащая впереди — просто невозможной: чуть шире тропинки для скота, каменистая и заросшая. Но ни у одного из них не хватило духа обругать ее, ведь эта дорога была послана самими небесами. Она продолжала виться и взбираться вверх. И по-прежнему нигде никаких признаков присутствия человека. Фары, подобно усикам насекомых, нащупывали дорогу. Воздух становился все холоднее, запах леса опьянял, как вино. Крылатые существа гудели и кидались на свет фар.
Внезапно Эллери остановил машину.
Инспектор, который уже задремал, вздрогнув, проснулся.
— Ну, теперь что? — сонно пробормотал он.
Эллери внимательно прислушивался.
Мне кажется, отец, там, впереди, слышится какой-то звук.
Инспектор, наклонив голову набок, прислушался.
— Может быть, там люди?
— Не похоже,— сухо ответил Эллери.
Впереди раздался слабый треск, как будто в отдалении, в кустарнике, пробирался большой зверь.
Может, это горный лев? Как ты думаешь? — предположил инспектор, нервным движением нащупывая свой револьвер.
— Не думаю. Но если это так, то смею тебя уверить, он напуган не меньше нас. А кстати, разве в этой части страны водятся животные кошачьей породы? Скорее, это медведь, или олень, или что-нибудь подобное.
Машина снова двинулась вперед. Сонливость окончательно покинула обоих, им стало как-то не по себе. Треск слышался все яснее.
— Боже мой, а вдруг это слон? — пробормотал старик. Он поспешно достал револьвер.
И тут вдруг Эллери начал громко смеяться. Впереди них на сравнительно большом отрезке была прямая дорога, и Эллери увидел, как из-за отдаленного поворота, как бы нащупывая темноту, вылезли два пальца света. Через несколько мгновений они выпрямились и уставились в сверкающие глаза «дьюзенберга».
— Машина,— усмехнулся Эллери.— Убери свою пушку, ты, старая барыня. Горный лев,— передразнил он отца.