Annotation
Ноллетов Владимир Владимирович
Ноллетов Владимир Владимирович
Смерть в ущелье Ыссык-Су
ВЛАДИМИР НОЛЛЕТОВ
СМЕРТЬ В УЩЕЛЬЕ ЫССЫК-СУ
Эта тетрадь была в полиэтиленовом пакете, вместе со старой посудой и дырявыми полотенцами. Пакет лежал на мусорной куче. Обычная общая тетрадь в клетку. На серой обложке, на лицевой стороне, - бурые пятна. Может, это кофе, может, какао. Может, кровь. Исписана она на две трети, убористым, но довольно разборчивым почерком. На первой странице красными чернилами, с претензией на каллиграфические красоты, выведено: Записки Каратеева.
______
ЗАПИСКИ КАРАТЕЕВА
1
Почему я решил об этом написать? Мне кажется, если я изложу эти непонятные и страшные события на бумаге, они не станут так мучить меня. Мне ведь каждую ночь кошмары снятся. Я называю их иссыксуйскими кошмарами.
Произошло все четыре месяца назад, на юге Киргизии, в ущелье Иссык-Су. Как я там оказался? Можно сказать, случайно. Не вернулся бы я тогда за книгой, и вся жизнь моя пошла бы по-другому. Какую все-таки огромную роль играет в жизни человека случай! Не меньшую, чем воля и среда.
Я уже стоял на остановке, когда вдруг решил купить книгу, которую только что в книжном магазине подержал в руках и поставил обратно на полку. Пошел назад. И у дверей магазина услышал жизнерадостное:
- Сколько лет!
Это был Костя. Мы вместе учились в университете. Правда, на разных факультетах. Но общаться иногда приходилось. Три года, после получения диплома, не виделись.
Мы стали обмениваться новостями.
- Где, Олег, трудишься?
- Месяц назад уволился.
- Как кстати! Хочешь прилично подзаработать?
- Конечно. - Была у меня мечта. Купить себе дом. Чтобы ни от кого не зависеть, чтобы чувствовать себя хозяином. Чтобы был свой сад.
- Тогда, Олег, приходи завтра к девяти в контору "Лекраспром". - Он навал адрес. - С паспортом. Я сейчас бригаду формирую. Поедем в Ошскую область. Будем резать лекарственную траву чикинду. Она же эфедра. На чистом воздухе, на лоне природы. Один минус. Стаж не идет: работа сезонная, по договору. Ну, мне бежать надо. До завтра! - У Кости вечно были дела, вечно он куда-то спешил.
Контору я на следующий день нашел не сразу. Костя уже ждал меня. Она представляла собой длинное одноэтажное здание дореволюционной постройки. На огромном дворе размещались гаражи, склады, навесы, Заехала машина, нагруженная мешками не то с травой, не то с хвоей. Такие же мешки лежали под навесами. Въехала на крытые весы.
- Вот эта самая чикинда и есть, - пояснил Костя. - И это - она. - Он показал на длинные параллельные скирды в глубине двора. - Кто-то сырую привез, теперь сушит.
Из маленького домика с надписью "Лаборатория" вышел пожилой бородач. Подошел к нам.
- Припозднился ты что-то, Костик, с выездом.
- Дела задержали.
- Знаем мы твои дела. Небось возил му...
- Ну как, дядя Миша? Всю приняли? - поспешно перебил его Костя.
- Какое всю! - махнул тот рукой. - Посчитали, что в половине мешков трава сырая! Ну, это ладно, это я подсушу. Так они двадцать мешков вообще забраковали! Алкалоидов не хватает, мол. - Бородатый вдруг хмыкнул. - А ты парень не промах! Обычно на чикинду мужики едут. А ты в свою бригаду сразу двух таких девок заманил!
- Один раз, - усмехнулся Костя, - я двенадцати - ровно двенадцати - бабам свидание назначил. В одно время, в одном месте. Пришли все! Я из-за угла наблюдал. Сначала были в растерянности и недоумении, потом все поняли, рассмеялись и разошлись.
Вполне возможно. Костя девушкам нравится. Красноречивый, веселый. Невысокий, чуть сутулый, но красивый. Волосы темные, а глаза синие. Это сочетание, наверно, их больше всего покоряет.
Меня вписали в договор. Выезд был назначен на 8 августа.
2
В этот день я впервые увидел нашу бригаду. Санек был, очевидно, наш с Костей ровесник. Крупный, крепкий. Взгляд бесцеремонный, даже нагловатый. Антону, наверно, не было и двадцати. Движения какие-то скованные. Лицо угрюмое. Маленькие, глубоко посаженные глаза смотрели напряженно и насторожено. Впрочем, прямо в глаза он глядеть избегал. Был он низенький, жилистый. Выступающие надбровные дуги, очень широкий рот, короткая толстая шея и несоразмерно длинные руки придавали его внешности что-то обезьянье. Алиса и Катя, совсем еще юные девушки, казались растерянными. Может, уже жалели о своем решении. Когда я впервые вижу женщину, какой-то внутренний судья, помимо моей воли, сразу определяет, смогу я ее полюбить или нет. Определяет, даже если мне это совершенно неинтересно и не нужно. На этот раз приговор был такой: Алису я не смогу полюбить, а Катю - смогу. Может даже - не смогу не полюбить.
Подъехала наша машина. В кузове лежали пустые мешки для других бригад, накрытые брезентом. Контора выдала нам две палатки и мешки. Об остальном, даже об орудиях труда - серпах, нам пришлось позаботиться самим. Мы забросили в кузов свои вещи. Девушки сели в кабину, мы залезли в кузов. Остановились у первого продмага. Решили, что кухня у нас будет общая. Сбросились, накупили продуктов. Приобрели огромную кастрюлю, чайник ей под стать, сковородку.
Так я еще не путешествовал. Лежал на мешках, смотрел на голубое небо. Слева и справа проплывали многоэтажные дома. Люди с балконов глядели на нас. Выехали из Фрунзе, и вместо домов мимо замелькали пирамидальные тополя. Приятно обдувал прохладный ветерок. Белые кучевые облака висели над нами. Казалось, они мчатся с той же скоростью, что и машина.
Санек тоже разлегся на мешках. Антон сидел возле кабинки и, подставляя лицо встречному ветру, с мрачной сосредоточенностью смотрел вперед.
- Чикинду "Лекраспром" отправляет в Казахстан, в Чимкент, - говорил Костя. Он полулежал, удобно устроившись между вещами. - Там фабрика есть. На ней из чикинды эфедрин готовят. Это лекарство от ревматизма, простуды. Оттуда оно по всему Союзу расходится. "Лекраспром" и сам чикинду в аптеки поставляет, в натуральном виде. В картонные пакеты расфасованную. Видели, небось? Раньше "Лекраспром" и опий собирал. Свои плантации опийного мака на Иссык-Куле были. Потом это запретили. Слишком много разворовывали. На какие только ухищрения не шли. Такой случай был. В Рыбачьем женщина с грудным ребенком попросила шофера довезти ее до Фрунзе. Он согласился, пустил в кабину. Едут они, едут. Уже Боомское ущелье проехали. И заподозрил шофер неладное. Что-то слишком уж спокойный ребенок. Ни звука до сих пор не издал, не пошевелился ни разу! В Быстровке сообщил милиции. Женщину задержали. Младенец оказался мертвым! Живот зашит нитками... Вскрыли. Смотрят: внутренности вынуты, вместо них - пакеты с опием.
Облака стали постепенно отставать. Говорил, в основном, словоохотливый Костя. Ветер, шум мотора, тряска не располагали к разговорам. Наконец, и он замолчал. Машина свернула на юг, на трассу Фрунзе - Ош. Санек уснул. Въехали в Сосновское ущелье. Теперь нас окружали горы. Костя оживился.
- Весной я здесь чикинду резал! Вон на том месте, за речкой, наша палатка стояла. Чикинда здесь, надо сказать, не очень. Вот черной смородины: ешь - не хочу. Вот это все смородина! А мы ее даже не попробовали: зеленая она еще была. Мы только до цветения здесь работали.
- До цветения?
- Ну да. В мае чикинда цвести начинает. То есть новые побеги дает. Говорят: цветет. В это время ее резать нельзя. Полмесяца где-то... Вот она, родимая. Смотри, Антон! - Антон, продолжавший глядеть вперед, обернулся. Костя показал на зеленый куст в половину человеческого роста. Он одиноко рос на склоне, рядом с дорогой, на одном уроне с нами. Ветки его скользнули по борту машины. - Вот такую чикинду мы и будем резать. Зеленую часть. - "Зеленая часть" представляла из себя нечто среднее между хвойными иглами и хвощом. - Растение древнее, реликтовое. Из тех времен, когда на земле в основном хвощи и папоротники росли.