Он призвал воеводу Мишу, сам отобрал ратников.
— Желательно, братья мои, чтобы и мышь не пискнула.
Через полтора часа все три заставы были уничтожены.
— А теперь, други мои, ключи победы в наших руках, — выстроив дружину, обратился к ней князь. — Ворогов втрое больше, но на нашей стороне святая правда, натиск и быстрота. Если каждый из вас упокоит по три-четыре свея, то мы победим! Я сам поведу дружину на честный бой.
— Тебе бы поберечься, Ярославич, — посоветовал Ратмир.
— Ныне каждый меч на счету, а я пока что не однорукий, — отрезал Александр. — Лучше скажи, где твой конь?
— Убежал куда-то, — рассмеялся слуга. — Я пешцем пойду, меня не одолеть им!
Новгородцы обрушились на лагерь шведов с такой яростью, что воины Биргера растерялись, передние полки даже запаниковали, бросились врассыпную, но задние успели прийти в себя, дружно двинулись было на русичей, но в гущу врагов ворвался Гавриил Алексии и с такой силой принялся крошить неприятеля, что железнобокие рыцари, не ожидав столь яростного напора, дрогнули и попятились назад. К Алексичу тотчас присоединились Сбыслав Якунович, Савва, Яков Половчанин, и эта четвёрка богатырей одна сражалась с целым полком, укладывая одного вражеского ратника за другим, и никого из них шведы не могли одолеть.
Ярославич, завидев свейского ярла с пышным султаном, сам проложил мечом к нему дорогу, уложив трёх его слуг, и ударил наотмашь по лицу. Шлем спас Биргера, но его лицо оказалось рассечено. Оруженосцы бросились на помощь ярлу. В этот миг Яков Половчанин неотразимым ударом свалил на землю молодого принца, сына Биргера. Спасённый слугами шведский полководец сел на коня и помчался к своей ладье.
Гавриил Алексия, увидев, что главный неприятельский воевода удирает, бросился за ним в погоню. Ярл успел заскочить на судно, а когда на деревянном помосте появился Алексия, ладья отошла от берега, и русский богатырь вместе с конём полетел в воду.
Через час всё было кончено. Ещё высился златоверхий шатёр Биргера со столом, уставленным лакомыми яствами: верченой дичью, заливной рыбой, дорогими винами. Нападение русичей застало шведского князя в разгар ужина, ярл трапезничал вместе с принцем, поджидая русскую дружину лишь завтра. Зять короля строил радужные замыслы, предвкушая победу. Однако начавшееся сражение сразу же перечеркнуло все надежды. Теперь его мёртвый сын лежал на берегу, а сам полководец с позором бежал. Савва, подъехав к шатру, одним ударом перерубил столб, его поддерживавший, и он рухнул под радостные вопли новгородцев.
Немногих уцелевших в той сече шведов спасла наступившая ночь. Александр приказал трубить отход. Пользуясь темнотой, захватчики побросали трупы соратников в ладьи и спешно отплыли, моля Бога, чтобы русские не пустились за ними в погоню.
— Хочешь, и этих на наших лодчонках похватаем да в море утопим? — возбуждённый сечей, предложил Пелгуй.
— Добро увозят! — проговорил Шешуня, намекая, что не худо было бы и о нём подумать, бояре новгородские строго спросят с князя и об этом.
— Пусть бегут, — усмехнулся Александр. — Надо же кому-то сообщить Эриху Картавому о нашей победе.
Шешуня не стал спорить с Александром.
— Ратмира нашли среди убитых, — шепнул он.
— Где?
Таинник подвёл его к торопчанину. Тот лежал на траве с колотой раной в груди и уже не дышал. Лишь глаза были открыты и ещё озарены блеском отваги. У Александра спазмы перехватили горло. Он опустил голову, стараясь сдержать слёзы. Все молчали.
— Всех убитых перевезём в Новгород и похороним с честью, как героев, — совладав с волнением, проговорил князь. — Нынешний день пятнадцатого июля войдёт в русскую историю как праздник нашего оружия, мужества и силы. Я никогда ещё не видел столько храбрости и отваги. Никогда не зрел стольких героев, легко разгромивших одну из сильнейших дружин в Европе.
С вами, братья мои, мы любого ворога побьём и ходить на Русскую землю ему закажем.
Князь говорил пылко, убеждённо, и все слушали его, раскрыв рты.
— Да здравствует князь Александр! — едва тот умолк, выкрикнул Пелгуй. — Александр Невский!
— Да здравствует князь Невский! — поддержал дозорного Шешуня. — Ура!
— Ура! — закричали все.
К всеобщему одобрению Ярославич поровну поделил захваченное добро между уцелевшими после битвы дружинниками, отказавшись от собственной трети. Ратники на радостях бросились качать своего предводителя. Шешуня попробовал образумить князя: новгородская городская казна всегда забирала треть захваченного имущества, но Александр резко оборвал таинника: