Он послал тех же толмачей с Ахматом, дабы указали жителям, какая мера дани будет на них возложена, и повелел также забрать всех коней, чтоб лишить местную дружину искуса кинуться за ними следом, но перед послами даже ворота не открыли. Зато к ним выскочил бойкий мужичок в рваном зипуне и радостно заявил:
— Наш князь младенец, но мы, как верные слуги, должны за него умереть, чтобы в мире оставить по себе добрую славу, а за гробом принять венец бессмертия.
Толмачи были изумлены.
— Но зачем умирать? — воскликнули они в один голос. — Мы не тронем вас, покоритесь, станьте нашими данниками, и уцелеет ваш град.
Мужичок почесал затылок, пригладил рыжую бородёнку.
— Нельзя иродам покоряться, вера не разрешает. Лучше умереть... — повторил он и вздохнул. — Прощайте!
И ушёл. Толмачи долго смотрели на запертые ворота.
— Дикий народ, — выслушав послов, мрачно проговорил Батый и посмотрел на Ахмата. Тот молчал, опустив голову. — Что за глупцы, которые готовы умереть лишь для того, чтобы оставить по себе добрую славу? — выпытывал он у оракула. — Разве мёртвым нужна слава?.. Дикие булгары покорились, не произнеся ни одного слова, хотя жизнь им ни к чему. Русичи строят красивые храмы, куют крепкие мечи, но готовы расстаться с жизнью из-за пустяка. Они хотят жить своей волей? Да зачем она им, коли станет некому её наследовать? Что ты молчишь, мудрец?
Оракул сидел рядом с огнём в овчинном тулупе и дрожал. Он плохо переносил холода, и зима, которую пришлось пережить, казалось, выморозила все его внутренности. Он даже перестал разговаривать, чтобы поменьше раскрывать рот и не впускать в себя стылый воздух.
— Разве могут быть нормальными люди, живущие в снегах, — еле ворочая языком, выговорил Ахмат.
Внук Темучина задумался. Замечание прорицателя ему понравилось.
— Да, ты прав! Они одичали в этих лесах и не ведают, как вообще надо жить. Что ж, придётся скосить этот народец, чтобы следующая поросль вышла смышлёной. За два дня мы сровняем этот холм с низиной!
Козельцы в тот же день собрались на совет.
— Умереть не затея, — говорили старейшины. — С умом принимать смерть надо, да так, чтоб ворог поостерёгся с русским человеком боле связываться. Сил у нас мало. Мудрость в другом надо искать.
Сидели до ночи, ломали головы.
— Надо заговорить землю, — наконец решили старики.
Они надели чистые белые рубахи, вышли на луг рядом с главным храмом, сели большим кругом и, взявшись за руки, стали молиться. Они молились весь вечер и всю ночь. К утру, когда рассвело, сил у них не осталось, и они полегли друг на друга. Родные увели их, но каково же было удивление козельцев, когда они увидели на том месте, где сидели старики, яркий светящийся круг.
— Свершилось, — перекрестившись, прошептал архиепископ. — Господь услышал нас. Теперь нам ничего не страшно.
Ахмата точно подбросило. Он лежал на тонкой циновке, расстеленной прямо на земле, поближе к костерку, в шатре Батыя, и вдруг будто неведомая сила оторвала его тело на сажень ввысь и, продержав в воздухе несколько мгновений, сбросила обратно. Оракул даже застонал, а придя в себя, немедля разбудил хана и пересказал случившееся.
— И что это значит? — нахмурился правитель.
— Они заговорили землю, лучше нам не воевать сейчас эту крепость, мой повелитель.
— Я возьму её, чего бы мне это ни стоило! — прорычал хан.
Однако первые же полки конницы, с гиком устремившиеся на крепость, в саженях сорока от неё неожиданно встали. Кони, домчавшись до определённой черты, вставали на дыбы и не желали нестись дальше. Возникло замешательство, и в это же мгновение сотни стрел обрушились на монголов. Потеряв больше тысячи убитыми, всадники были вынуждены отойти назад.
Батый, наблюдавший всё это своими глазами, оцепенел в растерянности.
— Я же предупреждал вас, — прошептал, стоя за его спиной, оракул.
— Я возьму чёртову крепость, чего бы мне ни стоило! — проскрежетал зубами от злости Батый. — А ты поможешь мне расколдовать эту жёлтую глину.
Он простоял под маленьким Козельском семь недель, ежедневно пытаясь атаковать крепость, но каждый раз безуспешно: кони останавливались в том же месте, а козельские лучники безжалостно косили ряды монголов.