В разгар этих приготовлений и прибыл великий магистр Андреас фон Фельфен. Александр принял его по достоинству, устроил пышный пир в честь высокого гостя, хотя до сих пор новгородцы с Орденом постоянно воевали, а тут им неожиданно предлагали дружбу. Не многие поверили в искренность магистра, но кто ж от мира отказывается, когда повсюду бесчинствует Батый.
— Я слышал, вы женитесь? — улыбаясь, поинтересовался Фельфен.
— На вашей соседке, полоцкой княжне, — кивнул Ярославич. — Я надеюсь, и вы теперь, предлагая дружбу нам, станете миролюбивы и к ним...
— Мы ни с кем не хотим воевать. Я для того и приехал, чтобы засвидетельствовать своё личное почтение и заверить вас, князь, в нашем искреннем стремлении жить в мире. Как это у вас говорят?.. Прохудившийся мир...
— Худой мир лучше доброй ссоры, — напомнил Александр.
Наивный князь водил их на крепостную стену, показывал, как они укрепили город в ожидании татар. Ещё по дороге в Новгород Фельфен попросил Корфеля запоминать все подробности крепостных укреплений, ибо по возвращении им вдвоём придётся вычертить их на бумаге с описанием того или иного механизма, а также подслушивать по возможности все разговоры русских на эту тему. Корфель недоумённо осведомился: к чему всё это, коли они едут с миром и не хотят воевать против Новгорода.
— Барон, вы служите Ордену, а потому обязаны беспрекословно подчиняться приказам его великого магистра, держать язык за зубами и не задавать лишних вопросов, — прервав его, отчеканил Фельфен. — Могу лишь вам сообщить, что наш Орден воевать не собирается и мы действительно едем с миром.
«Значит, собирается ещё кто-то, кто весьма заинтересован в получении таких сведений, — задумался барон. — Но кто?.. Монголы?.. Вряд ли они стали бы искать таинников за тридевять земель. Тут кто-то рядом с ними. Датчане имеют зуб на Ярослава, который ранее воевал их Ревель, но орденская разведка доносила, что больших сил они не имеют. Из всех северных государств только шведы обладают крепкой ратью и хищно посматривают по сторонам. Но с Орденом они воевать не будут, а вот ухватить кусок Руси им бы хотелось. Неужели шведы?.. Деньги у них есть, и они, верно, посулились хорошо заплатить за такие подробности. Фельфен же не собирается делиться. Он хочет лишь использовать его как слугу!»
Великий магистр с восторгом слушал молодого князя, искренне дивился его военным придумкам, о которых Александр с радостью рассказывал.
— Какой блестящий ум! — нарочито громко говорил по-немецки Фельфен барону, зная, что в свите правителя есть свои толмачи, каковые тотчас переведут ему сии реплики. — Я видел много европейских государей, выдающихся в своём роде, но такого, как на Руси, ещё не встречал.
Надо отдать должное магистру: он льстил столь тонко, искренне и сердечно, что даже Корфель не понимал, где правда, а где ложь. Сам же князь был мгновенно захвачен в плен умом и обаянием главы Ливонского ордена.
— Вы новый Цезарь, я вам пророчествую! — поднимая чашу с мёдом, провозглашал Фельфен. — Если б каждое русское княжество имело столь достойного и умного властителя, ни один Батый не посмел бы воевать её пределы.
Даже Александр краснел от таких сладких похвал, но речь гостя не прерывал.
Пробыв три дня в Новгороде, посланники Ордена уехали. Прибыв в Ригу, магистр повелел барону не мешкая, по горячим следам составить описание укреплений русичей да отправиться с ним к шведскому королю Эриху Картавому.
— Но я должен отправить девчонку, вы сами...
— Она подождёт! — оборвал Фельфен.
Корфель мог потребовать денег, но он в них не нуждался, да и Фельфен никогда бы не простил ему этого шантажа. Он был не в меру самолюбив. А случай подвернулся неплохой для того, чтобы использовать его с выгодой для себя. Теперь, когда не будет боевых походов, жизнь в Ордене превратится в пытку: муштра, караулы, скудная пища, от которой уже мутит. И с новым магистром, судя по всему, отношения не сложатся. И жгла память о своём предательстве старого Волквина. А ежели хотя бы раз струсишь, то за меч больше не берись. И ради чего тогда ему здесь оставаться?..